Потебня александр афанасьевич краткая биография. Сканирование. А. Потебня: философия языка и мифа

Кафедра русской классической литературы и теоретического литературоведения Елецкого государственного университета

http://narrativ.boom.ru/library.htm

(Библиотека «Narrativ»)

[email protected]

ЖУРНАЛ «ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ» ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ АН СССР ФИЛОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО СССР

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ СЕРИИ «ИЗ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ»

В. С. Степин (председатель), С. С. Аверинцев, Г. А. Ашуров, А. И. Володин, В. А. Лекторский, Д. С. Лихачев, Н. В. Мотрошилова, Б. В. Раушенбах, Ю. П. Сенокосов, Н. Ф. Уткина, И. Т. Фролов, Н. 3. Чавчавадзе, В. И. Шинкарук, А. А. Яковлев

Составление, подготовка текста и примечания А. Л. ТОПОРКОВА

Ответственный редактор А. К. БАЙБУРИН

Предисловие А. К. БАЙБУРИНА

На фронтисписе: А. А. Потебня

0301000000 - Без объявл.

П ------------ Без объявл. - 89. Подписное

© Издательство «Правда». 1989 г. Составление, предисловие, примечания.

А.А. Потебня: философия языка и мифа

Александр Афанасьевич Потебня (1835-1891), подобно большинству отечественных мыслителей прошлого века, оставил глубокий след в разных областях научного знания: лингвистике, мифологии, фольклористике, литературоведении, искусствознании, причем все проблемы, которыми он занимался, приобретали у него философское звучание. Последующий интерес к тем или иным аспектам его творчества всегда был соотнесен с состоянием общественной мысли. Чаще он представал узким специалистом-лингвистом; реже воспринимался как философ.

Настоящее издание ориентировано на работы Потебни, посвященные философским проблемам языка и мифа. Публикуемое в томе автобиографическое письмо Потебни (стр. 11-14) дает возможность не рассматривать специально его жизненный путь. Укажем лишь на основные факторы, повлиявшие на формирование Потебни как ученого.

Ещё в раннем детстве он владел двумя языками - украинским и рисским. Это двуязычие будет иметь для него принципиальное значение. Украинский язык обеспечивал Потебне чувство изначальной связи с лучшими образцами славянской народно поэзии (не случайно в своих анализах песенного творчества он чаще всего начинает с украинских текстов). В то же время русский язык для него - язык науки, повседневного общения. «Диалог» этих языков оказался исключительно плодотворным 1

Гимназию в провинциальном польском городе Радоме он окончил не только с отличием, но и с прекрасным знанием польского языка, немецкого и латыни. И в дальнейшем Потебня использовал все представлявшиеся ему возможности для изучения языков. Командированный Министерством просвещения в 1862 г. за границу для ознакомления с европейской наукой, он занимается в основном санскритом в Берлинском университете. Во время поездки по славянским странам изучает чешский, словенский и сербохорватский языки.

Несомненное и глубокое влияние на мировоззрение Потебни оказала трагическая судьба его брата Андрея Афанасьевича Потебни - акти-

1 Хотя сам Потебня в статье «Язык и народность» утверждал, что двуязычие в раннем возрасте затрудняет формирование цельности мировоззрения и служит помехой научной абстракции (См.: Потебня А. А. Эстетика и поэтика. - М., 1976. - С. 263)

ного члена «Земли и воли», погибшего во времена польского восстания в 1863 году. А. А. Потебня и сам разделял идеи свободомыслия; нравственный заряд, полученный в юности, он сохранил навсегда - это отмечали все, близко знавшие Потебню. Но эти же причины лежали в основе настороженного отношения к нему со стороны властей, что скорее всего и обусловило его «отшельничество», продлившееся до конца жизни.

В Потебне рано проснулся фольклорист-собиратель, тонко чувствующий живую ткань народного слова. Первые записи украинских народных песен он сделал еще в 17-летнем возрасте от своей тети - Прасковьи Ефимовны Потебни, а через 10 лет (в 1863 г.) вышел сборник украинских песен в записях А. Потебни 2 . В письме чешскому слависту А. О. Патере (датированном 11 дек. 1886 г.) ученый писал: «Обстоятельствами моей жизни условлено то, что при научных моих занятиях исходной точкой моей, иногда заметной, иногда незаметною для других, был малорусский язык и малорусская народная словесность. Если бы эта исходная точка и связанное с ней чувство не были мне даны и если бы я вырос вне связи с преданием, то, мне кажется, едва ли я стал бы заниматься наукой» 3 .

Увлечению фольклором способствовала общая обстановка 50 - 60-х годов прошлого века - дух демократии, движение народничества, резкий рост национального самосознания на Украине, обращение к истокам, воплощенным в фольклорных произведениях.

В эти годы усиливается и обмен научными достижениями с Западом. В России вновь активно обсуждаются идеи Канта и Гегеля, переводятся сочинения В. Гумбольдта, оказавшего столь заметное воздействие на Потебню. Именно в это время зарождается специфическая синтетичность и философичность научного знания. Выразителем такого подхода и одним из его основателей в полной мере следует считать А. А. Потебню.

Свои научные разыскания Потебня начал с ответа на вопросы, поставленные немецкой философией и языкознанием (в частности, В. Гумбольдтом). Главный из них - о соотношении языка и мышления. При чтении его работ складывается впечатление, что, отвечая на эти вопросы, Потебня предвидел именно те коллизии, которые будут волновать последующие поколения гуманитариев. Отсюда непризнание его заслуг

2 Сборник опубликован анонимно над названием «Українськi пiснi, виданi коштом О. С. Балiної» (СПб., 1863). Совсем недавно издан прекрасный сборник «Українськi народиi пiснi в записях Олександра Потебнi» / Упоряд, вступна стаття i примiт. М. К. Дмитренка. Киї, 1988. В него вошли не только ранее опубликованные записи А. А. Потебни, но и хранящиеся в архивах.

3 Олександр Опанасович Потебня: Ювiлейний збiрник до 125-рiччя з дня народження. - Київ, 1962. - С. 93.

некоторыми современниками, но отсюда же и удивительная современность его трудов. Многие мысли и идеи Потебни, высказанные им в общей форме и «по ходу дела» (важность которых он и сам скорее всего не сознавал), сформулированные позже другими исследователями, произведут переворот в некоторых областях знания. Так произойдет, например, с намечавшимися у Потебни идеями разграничения языка и речи, синхронии и диахронии (последнее - далее 8 более современном, чем у Ф. де Соссюра, понимании). Он был создателем или стоял у истоков современных подходов к исторической грамматике, исторической диалектологии, семасиологии, этно- и социолингвистике, фонетике. Способность воспринимать мир сквозь призму языка, убеждение в том, что язык формирует мысль, позволили ему увидеть в мифе, фольклоре, литературе производные по отношению к языку моделирующие системы. Через сто лет к сходным идеям придет тартуско-московская школа семиотики 4 .

Исключительная плодотворность теоретических разысканий Потебни во многом объясняется тем, что язык для него не изолированный феномен. Он неразрывно связан с культурой народа. Следуя Гумбольдту, Потебня видит в языке механизм, порождающий мысль. В языке как бы изначально заложен творческий потенциал. Мысль проявляется через язык, причем каждый акт говорения является творческим процессом, в котором не повторяется уже готовая истина, но рождается новая (см. наст, изд., с. 155 - 156).

При рассмотрении философской концепции Потебни редко обращается внимание на то, что, кроме категорий языка и мышления, для него первостепенное значение имеют такие категории, как «народ» и «народность». Народ для Потебни является творцом языка. Язык - порождение «народного духа». Вместе с тем именно язык обусловливает национальную специфику народа, в терминах Потебни - «народность». Сформулированная им проблема «язык и нация» (с уклоном в этнопсихологию) получила развитие в работах Д. Н. Овсянико-Куликовского, Д. Н. Кудрявского, Н. С. Трубецкого, Г. Г. Шпета.

Обращение к понятию «народ» при решении проблемы языка и мышления объясняет постоянный интерес Потебни к вопросам соотношения коллективной и индивидуальной психологии, понимания и непонимания, психологии восприятия художественных образов. Эти вопросы затем особенно активно разрабатывались учениками и последователями Потебни - Д. Н. Овсянико-Куликовским, В. И. Харциевым, А. Г. Горнфельдом, А. Л. Погодиным и др. С 1907 по 1927 год «харьковские потебнианцы» (представители психологического направления) издали 8 томов интереснейших сборников «Вопросы теории и психологии творчества», в которых идеи Потебни развивались не только в лингвистическом и литературоведческом, но и в других направлениях.

Потебню нередко упрекали в игнорировании коммуникативной функции языка. Это не вполне справедливо. В его концепции коммуникативность выражается самой общественной природой языка. Слово, по мнению Потебни, является продуктом не только индивидуального сознания. Для того, чтобы некая совокупность звуков стала явлением языка, необходимо внедрение этих Звуков в социальную жизнь, ибо «общество

4 См. издающиеся в Тарту «Труды по знаковым системам».

предшествует началу языка» (наст, изд., с. 95). Коммуникативный процесс диалогичен, и понимание всегда предполагает непонимание, поскольку каждое речевое высказывание суть творческий акт и несет на себе печать неповторимости. Справедливость этого парадокса подтверждается новейшими данными теории коммуникации и исследованиями по структуре текста (несовпадение кодов адресанта и адресата).

Идея о том, что язык формирует мысль, давала возможность поставить изучение мысли на точную фактологическую (языковую) основу. Движение языковых фактов и развитие грамматических категорий рассматривалось как форма движения мысли. Отсюда главная задача истории языка: «Показать на деле участие слова в образовании последовательного ряда систем, обнимающих отношения личности к природе...» (наст, изд., с. 155). К таким системам Потебня относил фольклор, мифологию и науку. Таким образом, история языка из конкретной задачи, касающейся одной области знания, превращалась в грандиозную программу исторического исследования мысли, воплощенной в различного рода словесных текстах. К этому перечню следует добавить привлеченный Потебней в его разысканиях этнографический контекст (обряды, поверия и т. п.), литературные формы словесной деятельности, чтобы представить широту и объем не только замыслов, но и их исполнения.

Теория Потебни резко выделяется на фоне других концепций истории языка. Основной ее принцип - всепроникающая семантичность. Выявление эволюции значений - пафос всего творчества Потебни, чем бы он ни занимался - историей языка, мифологией или литературными произведениями.

В этом смысле весьма показательны его исследования в области грамматики - основной темы его лингвистических штудий. По мнению В. В. Виноградова, именно здесь Потебня проявил себя как подлинный новатор 5 . Для Потебни грамматические категории - это основные категории мышления. Пространством пересечения грамматических категорий является предложение. Структура предложения аналогична структуре сформулированной в нем мысли. Поэтому Потебня считал, что выявление эволюции типов предложения будет одновременно и исторической типологией мышления.

Эта задача в корне меняла взгляд на такую традиционную область языкознания, как грамматика, и открывала интересные перспективы. Те сюжеты, которые прежде интересовали лишь специалистов, приобретали совершенно иное качество. Например, идея Потебни о росте предикативности по мере развития языка характеризует не только эволюцию языка, но и эволюцию сознания: категория процесса, динамики становится все более характерной для мысли при движении от древности к современности. Подобного рода «грамматические» идеи Потебни позже нашли отклик в работах Н. Я. Марра, И. И. Мещанинова, Г. Шухардта (так называемая теория эргативности), но явно не исчерпали себя и ждут разработки на новом уровне.

5 См.: Виноградов В. В. История русских лингвистических учений. М., 1978. - С. 94.

Потебня одним из первых применил антиномии для описания как явлений языка, так и содержания ранних состояний картины мира и тем самым был непосредственным предшественником структурных методов описания языка и семиотического подхода к надъязыковым феноменам. Именно Потебня наметил основной набор семиотических противопоставлений славянской картины мира (доля - недоля, жизнь - смерть и др.).

Семантический принцип последовательно проводится Потебней и по отношению к слову. Точнее будет сказать, что именно слово было главным объектом его семантических разысканий. Начиная с самых ранних работ («О некоторых символах в славянской народной поэзии», «О связи некоторых представлений в языке» и др.), Потебня настаивает на необходимости изучения семантических рядов слов в более широком контексте развития языка и мышления.

Другая плодотворная мысль Потебни - о влиянии языка на мифологическое сознание. Это влияние становится особенно ощутимым при пересечении разных языковых и мифологических систем, как это произошло, например, при «наложении» христианства на русское язычество. Это направление лингвистических исследований ныне связывается с гипотезой Сепира-Уорфа, но первые шаги были предприняты Потебней 6 .

При изучении языка Потебня расширил круг источников и фактов, подлежащих истолкованию. Примат слова сохранялся, но включение слова в этнографический контекст (ритуалиэованные фрагменты быта, обряды) позволило перейти на новый уровень обоснований и доказательств, присущий современным исследованиям по этнолингвистике. В поздних очерках «К истории звуков русского языка» (1876 - 1883) в полной мере проявилось его стремление придать своим семасиологическим изысканиям культурно-исторический характер 7 .

Внимание к экстралингвистическим данным, включение материалов других славянских традиций в сочетании с установкой на реконструкцию - все это, как показал ход дальнейшего развития науки о славянских (и индоевропейских) древностях, позволяет видеть в Потебне одного из ее основателей. Исследования Е. Г. Кагарова, О. М. Фрейденберг, В. В. Иванова, В. Н. Топорова, Н. И. Толстого и других, будучи несходными между собой, в главном продолжили и углубили ту традицию, у истоков которой стоял Потебня.

Лингвистическая теория Потебни явилась фундаментом для его построений в области поэтики и эстетики. Не случайно его наиболее важные идеи в этой области (об изоморфизме слова художественному произведению, внутренней формы слова - образу в художественном произведении и др.) базируются на лингвистических категориях 8 .

6 Из многочисленных конкретных разработок в этой области, прямо продолжающих линию А. А. Потебни, см. прежде всего: Успенский Б. А. Влияние языка на религиозное сознание // Труды по знаковым системам. - Вып. IV. - Тарту, 1969. - С. 159 - 168.

7 Виноградов В. В. История русских лингвистических учений. - М., 1978.-С. 185.

8 Подробнее о вкладе А. А. Потебни в лингвистическую поэтику и эстетику см.: Чудаков А. П. А. А. Потебня // Академические школы

Исследования Потебни в области символики языка и художественного творчества привлекли в начале XX века самое пристальное внимание теоретиков символизма. Андрей Белый посвятил ему специальную статью, в которой мысли Потебни рассматриваются в качестве теоретической основы символизма 9 . Многочисленные переклички с идеями Потебни содержатся в сочинениях Вяч. Иванова, В. Брюсова и других символистов. Каждый из них находил у Потебни подтверждение своим мыслям: А. Белый - о «мистике слова», «теургической функции искусства»; В. Брюсов - о поэтическом произведении как синтетическом суждении; Вяч. Иванов о связи поэзии с фольклором 10 и др. Что же касается общей для символистов идеи о необходимости возврата к народной стихии мифотворчества, то она как раз несвойственна Потебне, который считал, что современные языки не менее поэтичны, чем древние 11 .

Как видно даже из такого краткого изложения, философско-лингвистическая концепция Потебни была и остается работающей концепцией. Закономерно, что она привлекает пристальное внимание не только историков науки и лингвистов, но и культурологов, семиотиков, специалистов в области поэтики и эстетики.

Теория мифа Потебни - часть его общей, подчеркнуто диахронической концепции языка и мышления. В рамках этой общей теории миф является своего рода точкой отсчета, началом начал всей дальнейшей эволюции духовности sub specie языка: миф -> поэзия -> проза (наука), Творчество самого Потебни в какой-то мере соответствует этой схеме. Мифологии посвящены преимущественно его первые работы: «О некоторых символах в славянской народной поэзии» (1860), «О связи некоторых представлений в языке» (1864), «О мифическом значении некоторых обрядов и поверий» (1865), «О доле и сродных с нею существах» (1867) и др. Вновь к этой тематике Потебня обращается в конце 70-х и в 80-е годы 12 . Кроме того, много ценных соображений о теории мифа

в русском литературоведении. - М., 1975. - С. 305 - 354; Пресняков О. Поэтика познания и творчества. Теория словесности А. А. Потебни. М., 1980; Иваньо И., Колодная А, Эстетическая концепция А. Потебни // Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976, - С. 9 - 31. Fizer J. Alexander A. Potebnja"s Psycholinguistic Theory of Literature. A Metacritical Inquiry. - Cambridge, 1988.

9 А. Белый. Мысль и язык (философия языка Потебни) // Логос, 1910. - Кн. 2.- С. 240-258.

10 А. Белый. Символизм. - М., 1910. - С. 481 и др.; В. Брюсов. Синтетика поэзии // Собр. соч. Т. 6. М., 1975. - С. 557 - 570; Вяч. Иванов. По звездам. - СПб., 1909; он же: Борозды и межи. - М., 1916.

11 См. подробнее: Пресняков О. Указ. соч. С. 150.

12 В 1878 г. в «Филологических записках» опубликована его работа «Слово о полку Игореве. Текст и примечания», наполненная фольклорно-мифологическими параллелями. В 1880 г. - рецензия на кн. Я. Ф. Головацкого «Народные песни Галицкой и Угорской Руси». В 1883 г. издан первый том, а в 1887 г. - второй том работы «Объяснения малорусских и сродных народных песен».

было высказано им в лекциях по теории словесности, записи которых изданы уже после его смерти (Из записок по теории словесности. - Харьков, 1905).

Следуя своей общей рационалистической концепции, Потебня видит в мифологии первый и необходимый этап в прогрессирующей эволюции типов познания действительности. Эволюция мифов, по его мнению, свидетельствует не о падении (как у представителей мифологической школы), а о возвышении (точнее - усложнении) человеческой мысли. Аналогия между мифом и научной деятельностью проявляется как в общей для них ориентации на познание окружающего мира, так и в характере объяснения: и миф, и наука используют общий принцип объяснения по аналогии.

Мифологическое мышление, с точки зрения Потебни, отличалось от последующих форм тем, что в нем еще не произошло отделения образа вещи от самой вещи, объективного от субъективного, внутреннего от внешнего. В мифологической картине мира в нерасчлененном виде содержатся те знания, которые позлее будут классифицироваться как научные, религиозные или юридические (ср. теорию синкретичности А. Н. Веселовского). Вместе с тем миф - отнюдь не произвольное нагромождение ложных или истинных сведений: «...для мысли, создающей мифический образ, этот образ служит, безусловно, лучшим, единственно возможным в данное время ответом на важный вопрос. Каждый акт мифический и вообще действительно художественного творчества есть вместе акт познания. Самое выражение «творчество» могло бы не без пользы замениться другим, более точным, или должно бы стать обозначением и научных открытий. Ученый, открывающий новое, не творит, не выдумывает, а наблюдает и сообщает свои наблюдения как можно точнее. Подобно этому и мифический образ не выдумка, не сознательно произвольная комбинация имевшихся в голове данных, а такое их сочетание, которое казалось наиболее верным действительности» (наст, изд., с. 483).

Для Потебни миф - это прежде всего специфическое слово. Говоря языком современной науки, его не интересовала синтагматика (сюжетика, принципы развертывания) мифа. Он был полностью сосредоточен на его парадигматических (смысловых) аспектах. По мнению Потебни, миф рождается как результат двойной мыслительной процедуры: сначала земные предметы и явления послужили ответом на вопрос об устройстве небесного мира, и лишь после этого возник вопрос о самих земных объектах. Ответом на него служат представления о небесном мире. Иными словами, человек сперва создает модель небесного мира на основе своего земного опыта, а затем объясняет земную жизнь с помощью модели небесной жизни. Причем небесная символика для Потебни - не единственный (как считали приверженцы солярной теории мифа - А. Кун, В. Шварц, А. Н. Афанасьев, О. Ф. Миллер), а лишь один из нескольких уровней мифологического текста. Такое понимание семантики мифа вплотную приближается к современным взглядам.

С теорией мифа непосредственно связаны разыскания Потебни в области символики фольклора. Происхождение символов, с его точки зрения, вызвано самим ходом эволюции языка и мышления. Слова по-

степенно утрачивают свою внутреннюю форму, свое ближайшее этимологическое значение. На его восстановление и ориентированы символы, используемые в народной поэзии. Идея проявления исходного смысла слов в различного рода поэтических формулах и тропах приобрела особое значение в современных разысканиях в области этимологии. Потебня считал, что в одном и том же образе могут уживаться различные представления, вплоть до противоположных 13 . Поэтому наполнение символов у него оказалось гораздо объемнее, чем у предшественников (например, у Н. И. Костомарова) 14 . Многозначность оказывалась их естественным свойством. В современных исследованиях символики это положение стало аксиомой, и первым его обосновал в теоретическом плане и широко использовал в конкретных разработках именно Потебня.

Каждая из упоминаемых идей Потебни не только имеет продолжение (часто не одно), но и до конца не исчерпала заложенных в ней смыслов. Творческий потенциал философского наследия Потебни столь велик, что можно не сомневаться в его долгой жизни.

А. Байбурин

13 Потебня А. А. Объяснение малорусских и сродных народных песен. Т. I. - Варшава, 1883. - С. 41 - 42.

14 Костомаров Н. И. Об историческом значении русской народной поэзии. - Харьков, 1843. Эта книга, по признанию Потебни, оказала влияние на его магистерскую диссертацию «О некоторых символах в славянской народной поэзии». Позднее Н. И. Костомаров переработал ее, и она была переиздана в существенно расширенном виде. См. последнее издание: Костомаров Н. И. Историческое значение южно-русского народного песенного творчества // Собр. соч. СПб., 1905. Кн. 8. Т. 21. С. 425-1084.

Александр Афанасьевич Потебня - выдающийся украинский и русский филолог. От своих ученых-современников А. А. Потебня отличался необычайной широтой научных интересов и энциклопедизмом знаний. Это отчетливо проявилось в его трудах: они посвящены русской грамматике (основной труд - «Из записок по русской грамматике» в 4-х томах), звуковому строю русского языка, различиям южных и северных русских говоров, истории украинского и русского языков, их сравнительному анализу, истории основных грамматических категорий. Особенно значительны результаты, полученные А. А. Потебней при сопоставительном изучении им синтаксиса восточнославянских языков.
В этих работах использован обширный материал, который разобран с такой основательностью, даже дотошностью, с привлечением столь многочисленных источников, что в течение многих десятилетий труды А. А. Потебни оставались непревзойденным образцом лингвистических исследований.
И это лишь часть научного творчества талантливого ученого. Язык он рассматривал как компонент культуры, духовной жизни народа. Отсюда интерес А. А. Потебни к обрядам, мифам, песням славян: ведь здесь язык воплощается в разнообразных, порой причудливых формах. И Потебня тщательно изучает поверья и обычаи русских и украинцев, сопоставляет их с культурой других славянских народов и публикует несколько капитальных работ, составивших вклад не только в языкознание, ио и в фольклористику, искусствоведение, этнографию, историю культуры.
А. А. Потебню живо интересовала связь языка и мышления. Этой проблеме посвящена одна из первых его книг - «Мысль и язык» (1862). Здесь А. А. Потебня - а было ему всего 26 лет - не только показал себя думающим и зрелым философом языка, не только обнаружил поразительную начитанность в специальных исследованиях (отечественных и зарубежных авторов), но и сформулировал ряд оригинальных и глубоких теоретических положений. Так, он пишет об органическом единстве материи и формы слова, в то же время настаивая на принципиальном разграничении внешней (звуковой) формы слова и внутренней (лишь многие годы спустя это положение было оформлено в языкознании в виде противопоставления плана выражения и план*а содержания). Исследуя особенности мышления, которое, по мнению Потебни, может осуществляться только в слове, он различает поэтический (образный, символический) и прозаический типы мышления. С развитием мышления связывал А. А. Потебня эволюцию языка.
В творческом методе А. А. Потебни внимание к мельчайшим фактам языковой истории органически сочеталось с интересом к фундаментальным, коренным вопросам языкознания. Его глубоко интересовала история образования категорий существительного и прилагательного, противопоставления имени и глагола в русском и других славянских языках. Он размышляет над общими вопросами происхождения языка, над процессами обновления языка в ходе его исторического развития и причинами смены одних способов выражения другими, более совершенными. «Новые языки, - писал он в одной из своих работ, - вообще суть более совершенные органы мысли, чем древние, ибо первые заключают в себе больший капитал мысли, чем последние».
Во времена А. А. Потебни преобладал «атомарный» подход к изучению языка; иными словами, каждый факт, каждое языковое явление нередко рассматривались сами по себе, в отрыве от других и от общего хода языкового развития. Поэтому поистине новаторской, опережающей время была мысль Потебни о том, что «в языках есть система», что то или иное событие в истории языка надо изучать в его связях и отношениях с другими.
Слава Потебни-ученого намного пережила Потебню-человека. Некоторые его работы были изданы посмертно (например, «Из записок по теории словесности» - в 1905 г., 3-й том «Записок по русской грамматике» - в 1899 г., а 4-й - совсем недавно, в 1941 г.). И до сих пор ученые открывают в творческом наследии великого филолога свежие мысли, оригинальные идеи, учатся методической тщательности анализа языковых фактов.

Александр Афанасьевич Потебня — замечательный лингвист, ученый-словесник

А. А. Потебня: труды и биография

В 1862 году вышла в свет книга А. Потебни «Мысль и язык» , которая принесла ее автору, тогда еще молодому человеку, всеобщую известность и признание. В этой книге впервые был дан глубокий анализ проблемы связи языка и мышления. А. Потебня убедительно показал, что не только мышление, но и вся психика в целом так или иначе связана с языком, что чувства и волевые побуждения человека также выявляются при помощи языка. Это было большое научное откровение - новое слово в развитии языкознания.

Александр Афанасьевич Потебня родился 180 лет тому назад, в сентябре 1835 года, в Полтавской губернии, в семье мелкопоместного украинского дворянина. Окончив гимназию, а потом и университет, А. Потебня некоторое время был учителем гимназии, а затем на протяжении трех десятилетий до самой смерти (1891 год) читал лекции студентам Харьковского университета.

А. Потебня был передовым человеком. В его статьях и лекциях нашли отражение идеи великих русских революционных демократов. Как филолог, профессор А. Потебня был ученым разносторонних интересов. Его научное наследство отличается многообразием исследованных проблем: от образования деепричастий до художественного анализа «Слова о полку Игореве». Он глубоко изучил культуру древних славян, славянские языки, язык и культуру своего родного украинского народа.

Но сегодня, в нашей будничной работе, мы особенно ценим труды А. Потебни в области грамматики. С первых классов школы знакомимся мы с грамматикой как системой, которая отличается стройностью и законченностью своих форм. Эта стройность - результат нелегкого труда многих поколений ученых-словесников, таких, как Александр Афанасьевич Потебня.

Научные работы А. Потебня:

А. А. Потебня: «Мысль и язык» скачать

А. А. Потебня: «Теоретическая поэтика» скачать

А. А. Потебня: «Эстетика и поэтика» скачать

А. А. Потебня: «Слово и миф» читать онлайн

Из записок о русской грамматике.
Из записок по теории словесности.
О некоторых символах в славянской народной поэзии.
Из лекций по теории словесности.
О происхождении названий некоторых славянских языческих божеств.
Потебня А.А. Психология поэтического и прозаического мышления // Потебня А.А. Слово и миф.
Потебня А.А. Из лекций по теории словесности: Басня. Пословица. Поговорка // Потебня А.А. Теоретическая поэтика.
Потебня А.А. Из записок по теории словесности. Фрагменты // Потебня А.А. Слово и миф: Теоретическая поэтика.
Потебня А.А. О мифическом значении некоторых поверий и обрядов // Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете.
Потебня А.А. Малорусская народная песня, по списку XVI века: Текст и примечания.
Потебня А.А.Отзыв о сочинении А. Соболевского // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук.

22 сентября 1835 - 11 декабря 1891

выдающийся русский языковед, литературовед, философ, первый крупный теоретик лингвистики в России

Биография

Александр Потебня родился в 1835 году на хуторе Манев, близ села Гавриловка Роменского уезда Полтавской губернии в дворянской семье. Начальное образование получал в польской гимназии города Радом . В 1851 году он поступил на юридический факультет Харьковского университета, с которого через год перевёлся на историко-филологический. Его преподавателями были братья Пётр и Николай Лавровские и профессор Амвросий Метлинский . Под влиянием Метлинского и студента Неговского, собирателя песен, Потебня увлёкся этнографией, стал изучать «малорусское наречие» и собирать народные песни. Он окончил Университет в 1856 году, недолгое время проработал учителем словесности в харьковской гимназии, а затем, в 1861 году защитил магистерскую диссертацию «О некоторых символах в славянской народной поэзии» и начал читать лекции в Харьковском университете. В 1862 году Потебнёй был выпущен труд «Мысль и язык», и в этом же году он отправился в заграничную командировку. Он посещал лекции в Берлинском университете, изучал санскрит и побывал в нескольких славянских странах. В 1874 году он защитил докторскую диссертацию «Из записок по русской грамматике», а в 1875 году стал профессором Харьковского университета.

Член-корреспондент Императорской санкт-петербургской академии наук c 5 декабря 1875 по Отделению русского языка и словесности. В 1877 году избран действительным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете. В этом же году он получил Ломоносовскую премию, а в 1878 и 1879 годах был награждён Уваровскими золотыми медалями. Кроме того, Потебня состоял председателем Харьковского историко-филологического общества (1878-1890) и членом Чешского научного общества.

Брат Александра Афанасьевича, Андрей , был офицером, участвовал в польском восстании 1863 г. и во время него погиб в бою.

Скончался 29 ноября (11 декабря) 1891 года в Харькове .

Научная деятельность

Теория грамматики

Потебня находился под сильным влиянием идей Вильгельма фон Гумбольдта , однако переосмыслил их в психологическом духе. Много занимался изучением соотношения мышления и языка, в том числе в историческом аспекте, выявляя, прежде всего на русском и славянском материале, исторические изменения в мышлении народа. Занимаясь вопросами лексикологии и морфологии, ввел в русскую грамматическую традицию ряд терминов и понятийных противопоставлений. В частности, он предложил различать «дальнейшее» (связанное, с одной стороны, с энциклопедическими знаниями, а с другой - с персональными психологическими ассоциациями, и в обоих случаях индивидуальное) и «ближайшее» (общее для всех носителей языка, «народное», или, как чаще говорят теперь в русской лингвистике, «наивное») значение слова. В языках с развитой морфологией ближайшее значение делится на вещественное и грамматическое.

Внутренняя форма слова

Потебня известен также своей теорией внутренней формы слова, в которой конкретизировал идеи В. фон Гумбольдта. Внутренняя форма слова - это его «ближайшее этимологическое значение», осознаваемое носителями языка (например, у слова стол сохраняется образная связь со стлать); благодаря внутренней форме слово может приобретать новые значения через метафору. Именно в трактовке Потебни «внутренняя форма» стала общеупотребительным термином в русской грамматической традиции.

Поэтика

Одним из первых в России Потебня изучал проблемы поэтического языка в связи с мышлением, ставил вопрос об искусстве как особом способе познания мира.

Украинистика

Потебня изучал украинские говоры (объединявшиеся в то время в лингвистике в «малорусское наречие») и фольклор, стал автором ряда основополагающих работ по этой тематике.

Этнокультурные взгляды и «панрусизм» Потебни

Потебня являлся горячим патриотом своей родины - Малоросии, но скептически относился к идее о самостоятельности украинского языка и к разработке его как литературного. Он рассматривал русский язык как единое целое - совокупность великорусских и малорусского наречий, и общерусский литературный язык считал достоянием не только великороссов, но и белорусов и малороссов в равной степени; это отвечало его взглядам на политическое и культурное единство восточных славян - «панрусизму». Его ученик, Д. Н. Овсянико-Куликовский вспоминал:

Харьковская школа

Создал научную школу, известную как «харьковская лингвистическая школа»; к ней принадлежали Дмитрий Овсянико-Куликовский (1853-1920) и ряд других учёных. Идеи Потебни оказали большое влияние на многих русских лингвистов второй половины XIX века и первой половины XX века.

Основные работы

• О полногласии. «Филологические записки», Воронеж, (1864).
• Заметки о малорусском наречии (1870)
• О внешней и внутренней форме слова.

Образ Потебни в искусстве

10 сентября 2010 года, в день его рождения, Укрпочтой была выпущена почтовая марка номиналом 1 гривну № 1055 «Александр Потебня» тиражом 158 000 экземпляров, а также произведено два гашение первого дня - на его родине, в Ромнах, и на главпочтамте Киева.

Филолог, родился в Роменском уезде Полтавской губернии, 10-го сентября 1835 г., в дворянской семье. Семи лет П. был отдан в Радомскую гимназию и, благодаря этому обстоятельству, хорошо изучил польский язык. В 1851 г. П. поступил в Харьковский Университет, на юридический факультет, но в следующем 1852 г. перешел на историко-филологический. В университете он жил в пансионе казеннокоштным студентом и впоследствии вспоминал с удовольствием об этом периоде своей жизни и находил хорошие стороны в тогдашнем студенческом общежитии. В университете П. сблизился со студентом М. В. Неговским; у Неговского была специальная малорусская библиотека, которой и пользовался П. Преподавательский персонал в то время в Харьковском Университете был не блестящий. Русский язык читал А. Л. Метлинский, по словам П. добрый и симпатичный человек, но слабый профессор. Его "Сборник южно-русских народных песен", по признанию П., был первой книгой, научившей его присматриваться к явлениям языка, и несомненно, что симпатичная личность Метлинского и его литературные опыты на малорусском языке оказали влияние на П., усыпив в нем любовь к языку и литературе; в особенности благотворное влияние на П. произвел составленный Метлинским сборник народных малорусских песен. В университете П. слушал двух известных славистов, П. А. и Н. А. Лавровских, и с благодарностью впоследствии вспоминал о них, как о научных руководителях. П. окончил курс в университете в 1856 году и, по совету П. А. Лавровского, стал готовиться к магистерскому экзамену. Одно время он занимал место классного надзирателя в Харьковской 1-й гимназии, но вскоре был определен сверхштатным старшим учителем русской словесности. По указаниям Н. А. Лавровского, П. ознакомился с трудами Миклошича и Караджича. По защите магистерской диссертации "О некоторых символах", П. был назначен адъюнктом Харьковского Университета, с увольнением от должности учителя гимназии, причем в 1861 г. на него возложены были теоретические занятия по педагогии; в то же время он был секретарем историко-филологического факультета. В магистерской диссертации ярко обнаружилась наклонность его к философскому изучению языка и поэзии и к определению в слове символических значений. Сочинение это не вызвало подражаний; но сам автор позже много раз обращался к нему и впоследствии разработал некоторые его отделы с большей подробностью и глубиной научного анализа. Наклонность к философскому психологическому изучению строя речи и истории языка особенно ярко обнаружилась в обширной статье П. "Мысль и язык", напечатанной в 1862 г. в "Журнале Минист. Нар. Просв.". В 1892 г., уже по кончине П., сочинение это переиздано вдовой покойного, М. Ф. Потебней, с приложением портрета автора и небольшого предисловия, написанного проф. М. С. Дриновым.

В 1862 г. П. был командирован за границу на два года, но вскоре соскучился по родине и через год вернулся. П. посетил славянские земли, слушал санскрит у Вебера и лично познакомился с Миклошичем. В это время уже вполне ясно и отчетливо определились его воззрения на значение в науке и жизни национализма, как показывают сохранившиеся от того времени несколько больших писем П. к Беликову (хранятся ныне в рукописи у проф. М. Е. Халанского).

С 1863 г. П. был доцентом Харьковского Университета. К этому, приблизительно, времени относятся его разногласия с Петром А. Лавровским, литературным остатком которых предоставляется суровая критика Лавровского на сочинение П. (1865 г.) "О мифическом значении некоторых обрядов и поверий", напечатанная в "Чтениях Моск. Общ. ист. и древн. росс." 1866 г. П. написал ответ, который не был напечатан редактором "Чтений" О. М. Бодянским и сохранился в рукописях П. В 1874 г. он защитил в Харьковском Университете свою докторскую диссертацию: "Из записок по русской грамматике", в 2 частях; в 1875 г. утвержден экстраординарным и в том же году осенью - ординарным профессором. Диссертации предшествовал целый ряд других трудов по филологии и мифологии: "О связи некоторых представлений" - в Филол. Записках" 1864, "О полногласии" и "О звуковых особенностях русских наречий" (в "Филол. Записках" 1866), "Заметки о малорусском наречии" (ib. 1870), "О Доле и сродных с ней существах" (в "Древностях" Моск. Археол. Общ., т. I) и "О купальских огнях" (в "Археологическом Вестнике" 1867 г.). В этих статьях собрано множество фактического материала, сделано много ценных выводов. В особенности крупными - из ранних сочинений П. - для специалистов-филологов являются "Заметки о малорусском наречии", а для мифологов и этнографов - сочинение "О мифическом значении некоторых обрядов и поверий". Докторская диссертация: "Из записок по русской грамматике" состоит из 2 частей - введения (в 157 стр.) и исследования о составных членах предложения и их заменах в русском языке. Второе издание этой диссертации, исправленное и дополненное, вышло в 1889 г. Об этом сочинении были весьма похвальные отзывы И. И. Срезневского, А. А. Котляревского, И. Б. Ягича, В. И. Ламанского, А. С. Будиловича и И. В. Нетушила. Отзывы эти собраны в книжке "Памяти А. А. Потебни", изданной в 1892 г. Харьковским Историко-филологическим Обществом. Срезневский удивлялся начитанности П. и его широкой сообразительности. Г. Ягич отмечает его обширные знания, независимость мышления, основательность и осторожность в выводах; Будилович ставит П. по заслугам рядом с Яковом Гриммом. Г. Ламанский считает его выше Миклошича, называет "одним из драгоценнейших даров русской образованности", "глубоко-сведущим", "высоко-даровитым".

Из позднейших филологических исследований П. замечательны: "К истории звуков русского языка" - в 4 частях (1873-1886 г.) и "Значения множественного числа в русском языке" (1888 г.). В этих исследованиях, наряду с ценными замечаниями по фонетике, идут весьма важные замечания о лексическом составе русского языка и в связи с ними этнографические наблюдения и изучения. Если по фонетике малорусского языка наряду с сочинениями П. можно поставить труды Миклошича, Огоновского, П. Житецкого, то в отношении изучения лексического состава малорусского языка П. занимает единственное место, вне сравнений, почти без предшественников, если не считать Максимовича, и без последователей, без продолжателей. П. раскрыл тайники художественной деятельности народа в отдельных словах и в песенном их сочетании. Со многих темных слов приподнято покрывало, скрывавшее их важное историко-бытовое значение.

От изучения лексического состава языка остается один шаг до изучения народной поэзии, преимущественно песен, где слово сохраняет всю свою художественную силу и выразительность, - и А. А. Потебня самым естественным путем перешел от работы филологической к более широкой и живой работе историко-литературной, точнее сказать, - к изучению народных поэтических мотивов. Уже в 1877 г., в статье о сборнике песен г. Головацкого, он высказал и развил свое мнение о необходимости формального основания деления народных песен и в последующих своих сочинениях везде выдвигает на первый план размер изучаемых песен и по размеру распределяет их на разряды и отделы.

С легкой руки M. A. Максимовича, начавшего при изучении "Слова о Полку Игореве" определять историко-поэтическую связь южной Руси настоящего времени с домонгольской южной Русью в отдельных поэтических образах, выражениях и эпитетах, эта интересная работа в больших размерах произведена Потебней в примечаниях к "Слову о Полку Игореве", вышедших в 1877 г. Признавая, подобно многим ученым, в "Слове" произведение личное и письменное, он находит невероятным, чтобы оно было сочинено по готовому византийско-болгарскому или иному шаблону и указывает на обилие в нем народно-поэтических стихий. Определяя черты сходства "Слова" с произведениями устной словесности, П. с одной стороны объясняет некоторые темные места "Слова", с другой - возводит некоторые народно-поэтические мотивы ко времени не позже конца двенадцатого века и, таким образом, вносит известную долю хронологии в изучение таких сторон народной поэзии, как символика и параллелизм.

В 1880-х гг. П. издал весьма крупное исследование: "Объяснение малорусских и сродных народных песен", в двух томах. В первый том (1883) вошли веснянки, во второй (1887) колядки. Для всякого, серьезно занимающегося изучением народной поэзии, эти труды П. имеют чрезвычайно важное значение, по методу научного исследования, по собранному и обследованному материалу и сделанным на основании этого материала научным выводам. Кроме чисто научных трудов и исследований, под редакцией П. вышло прекрасное издание сочинений малорусского писателя Г. Ф. Квитки (Харьков. 1887 и 1889 г.) с соблюдением ударений и местных особенностей харьковского говора, в "Киевской Старине" 1888 г. изданы им сочинения Артемовского-Гулака, по подлинной рукописи автора, с соблюдением его правописания, а в "Киевской Старине" 1890 г. изданы малорусские лечебники XVIII века.

Неутомимая трудовая жизнь, а может быть, и некоторые другие обстоятельства состарили П. не по летам. Почти при всякой легкой простуде у него возобновлялся бронхит. С осени 1890 г. и всю зиму П. чувствовал себя очень плохо и уже почти не мог выходить из дому; однако, не желая лишать студентов своих лекции, он приглашал их к себе на дом и читал из 3-й части своих "Записок по русской грамматике", хотя чтение уже заметно его утомляло. Эта 3-я часть "Записок" особенно заботила П. и он не переставал работать над ней до самой последней возможности, несмотря на болезнь. Поездка в Италию, где он провел два летних месяца 1891 г., несколько помогла ему и, вернувшись в Харьков, он в сентябре начал было читать лекции в университете, но 29-го ноября 1891 г. скончался.

В посмертных бумагах П. оказалось много (двадцать папок) объемистых и ценных трудов по истории русского языка и по теории словесности. Наиболее обработанным трудом является III-й том "Записок по русской грамматике" - сочинение философского характера, в котором говорится о задачах языкознания, о национализме в науке, о развитии русского слова в связи с русской мыслью, о человекообразности общих понятий и пр. Эти записки были в 1899 г. изданы в виде 3-го тома. Обзор содержания дан был г. Харциевым в V выпуске "Трудов Педагогического Отдела Харьковского Историко-филологического Общества", (1899 г.).

Большую часть материалов, оставшихся после П., можно разделить на три отдела: материалы для этимологии (словаря), для грамматики и записки смешанного характера.

В рукописях нашелся, между прочим, перевод части Одиссеи на малорусский язык размером подлинника. Судя по отрывкам, П. хотел дать перевод чисто народным языком, близким к стилю Гомера; и потому сделанное им начало перевода представляет труд, весьма интересный и в литературном, и в научном отношении.

Как преподаватель, А. А. Потебня пользовался большим уважением. Слушатели видели в нем человека глубоко преданного науке, трудолюбивого, добросовестного и талантливого. В каждой его лекции звучало личное убеждение и обнаруживалось оригинальное отношение к предмету исследования, продуманное и прочувствованное.

В течение 12 лет (1877-1890 г.) П. был председателем состоящего при Харьковском Университете Историко-филологического Общества и много содействовал его развитию.

После смерти Потебни изданы статьи его: "Язык и народность" в "Вестнике Европы" (1893 г., сент.); "Из лекции по теории словесности: басня, поговорка, пословица" (1894); разбор докторской диссертации г. Соболевского (в "Известиях Академии Наук", 1896 г.); 3-й томи. "Записок по русской грамматике" (1899).

Лингвистические исследования Потебни, в особенности главный его труд - "Записки", по обилию фактического содержания и способу изложения, принадлежат к труднодоступным, даже для специалистов, и потому имеет немалое значение их научное разъяснение в общедоступных формах. В этом отношении первое место занимают труды проф. Д. Н. Овсянико-Куликовского: "Потебня, как языковед и мыслитель", "Язык и искусство", "К психологии художественного творчества". Сравнительно более упрощенной популяризацией выводов Потебни служит брошюра г. Ветухова "Язык, поэзия, искусство". Обзор и оценка этнографических трудов Потебни даны проф. Н. Сумцовым в 1 т. "Современной малороссийской этнографии".

Сборник статей и некрологов о Потебне издан Харьковским Истор.-Филол. Обществом в 1892 г.; Библиографические указатели статей Потебни: г. Сумцова - в 3 т. "Сборника Ист.-Фил. Общ. 1891 г., г. Вольтера - в 3 т. Сборн. Акад. Наук 1892 г. и наиболее подробный г. Ветухова - 1898 г. - в "Рус. Филол. Вестн.", кн. 3-4. Из статей, изданных по выходе книжки "Памяти А. А. Потебни", изд. Харьк. Истор.-Филолог. Общ., выдаются по величине и обстоятельности: пр. Д. Н. Овсянико-Куликовского в "Киев. Стар." 1903 г., пр. Н. Ф. Сумцова - в 1 т. "Записок Импер. Харьковск. Университета" 1903 г., В. И. Харциева - в V вып. "Трудов Педагогич. Отдела" 1899 г., А. В. Ветухова - в "Русск. Филол. Вестнике" 1898 г., г. Кашменского в "Мирном Труде" 1902 г., кн. I, и В. И. Харциева в "Мирном Труде" 1902 г. кн. 2-3.

Проф. Н. Ф. Сумцов.

{Половцов}

Потебня, Александр Афанасьевич

Известный ученый; малоросс по происхождению и личным симпатиям, род. 10 сентября 1835 г. в небогатой дворянской семье Poменского уезда Полтавской губ.; учился в Радомской гимназии и в Харьковском университете по историко-филологическому факультету. В Университете П. пользовался советами и пособиями П. и Н. Лавровских и находился отчасти под влиянием проф. Метлинского, большого почитателя малорусского языка и поэзии, и студента Неговского, одного из наиболее ранних и усердных собирателей малорусских песен. В молодости П. также собирал народные песни; часть их вошла в "Труды этн.-ст. эксп." Чубинского. Недолго пробыв учителем русской словесности в Харьковской 1 гимназии, П., по защите магистерской диссертации: "О некоторых символах в славянской народной поэзии" (1860), стал читать лекции в Харьковском университете, сначала в качестве адъюнкта, потом в качестве профессора. В 1874 г. защитил докторскую диссертацию: "Из записок по русской грамматике". Состоял председателем Харьковского историко-филологического общества и членом-корреспондентом Академии наук. Скончался в Харькове 29 ноября 1891 г. Весьма прочувствованные его некрологи были напечатаны профессорами В. И. Ламанским, М. С. Дриновым, А. С. Будиловичем,М. М. Алексеенком, М. Е. Халанским, H. Ф. Сумцовым, Б. М. Ляпуновым, Д. И. Багалеем и мн. др.; они собраны Харьковским историко-филологическом обществом и изданы в 1892 г. отдельной книжкой. Другие бибграфические данные о П. см. в "Материалах для истории Харьковского университета", Н. Сумцова (1894). Общедоступное изложение лингвистических положений П. дано в обширной статье проф. Д. Н. Овсянико-Кулаковского: "П., как языковед-мыслитель" (в "Киевской Старине", 1893, и отдельно). Подробный обзор этнографических трудов П. и оценку их см. в I вып. "Современной малорусской этнографии" Н. Сумцова (стр. 1 - 80). Кроме вышеупомянутых диссертаций, П. написал: "Мысль и язык" (ряд статей в "Журн. Мин. Нар. Пр.", 1862; второе посмертное издание вышло в 1892), "О связи некоторых представлений в языке" (в "Филолог. Записках", 1864, вып. III), "О мифическом значении некоторых обрядов и поверий" (в 2 и 3 кн. "Чтений Моск. Общ. Ист. и Древн.", 1865), "Два исследования о звуках русского языка" (в "Филолог. Записках", 1864-1865), "О доле и сродных с ней существах" (в "Древностяхт" Моск. Археол. общества", 1867, т. II), "Заметки о малорусском наречии" (в "Филологических Записках", 1870, и отдельно, 1871), "К истории звуков русского языка" (1880-86), разбор книги П. Житецкого: "Обзор звуковой истории малорусского наречия" (1876, в "Отчете сб Уваровских премиях"), "Слово о Полку Игореве" (текст и примечания, в "Филолог. Записках", 1877-78, и отдельно), разбор "Народн. песен Галицкой и Угорской Руси", Головацкого (в 21 " О отчете об Уваровских премиях", 37 т. "Записок Академии Наук", 1878), "Объяснения малорусских и сродных народных песен" (1883-87) и др. Под его ред. вышли сочинения Г. Ф. Квитки (1887-90) и "Сказки, пословицы и т. п., запис. И. И. Манджурой (в "Сборнике Харьковского Истор.-Филолог. Общества", 1890). После смерти П. были изданы еще следующие его статьи: "Из лекций по теории словесности. Басня, Пословица, Поговорка" (Харьков, 1894; превосходный этюд по теории словесности), отзыв о сочинении А. Соболевского: "Очерки из ист. русск. яз." (в 4 кн. "Известий отд. рус. яз. и слов. Имп. акад. наук", 1896) и обширная философская статья: "Язык и народность" (в "Вестнике Европы", 1895, сент.). Весьма крупные и ценные научные исследования П. остались в рукописях неоконченными. В. И. Харциев, разбиравший посмертные материалы П., говорит: "На всем лежит печать внезапного перерыва. Общее впечатление от просмотра бумаг П. можно выразить малорусской пословицей: вечиренька на столи, а смерть за плечима... Здесь целый ряд вопросов, интереснейших по своей новизне и строго-научному решению, вопросов порешенных уже, но ждавших только последней отделки". Харьковское историко-филологическое общество предлагало наследникам П. постепенное издание главнейших рукописных исследований П.; позднее Академия наук выразила готовность назначить субсидию на издание. Предложения эти не были приняты, и драгоценные исследования П. еще ждут опубликования. Наиболее обработанным трудом П. является III том "Записок по грамматике". "Записки" эти находятся в тесной связи с ранним сочинением П. "Мысль и язык". Фон всей работы - отношение мысли к слову. Скромное заглавие труда не дает полного представления о богатстве его философского и лингвистического содержания. Автор рисует здесь древний строй русской мысли и его переходы к сложным приемам современного языка и мышления. По словам Харциева, это "история русской мысли под освещением русского слова". Этот капитальный труд П. после его смерти был переписан и отчасти редактирован его учениками, так что вообще вполне приготовлен для печати. Столь же объемист, но гораздо менее отделан другой труд П. - "Записки по теории словесности". Здесь проведена параллель между словом и поэтическим произведением, как однородными явлениями, даны определения поэзии и прозы, значения их для авторов и для публики, подробно рассмотрено вдохновение, даны меткие анализы приемов мифического и поэтического творчества и, наконец, много места отведено различным формам поэтической иносказательности, причем везде обнаруживаются необыкновенно богатая эрудиция автора и вполне самобытные точки зрения. Кроме того П. оставил большой словарный материал, много заметок о глаголе, ряд небольших историко-литературных и культурно-общественных статей и заметок, свидетельствующих о разносторонности его умственных интересов (о Л. Толстом, В. Ф. Одоевском, Тютчеве, национализме и др.), оригинальный опыт перевода на малорусский язык "Одиссеи". По отзыву В. И. Ламанского, "глубокомысленный, оригинальнейший исследователь русского языка, П. принадлежал к весьма малочисленной плеяде самых крупных, самобытных деятелей русской мысли и науки". Глубокое изучение формальной стороны языка идет у П. рядом с философским пониманием, с любовью к искусству и поэзии. Тонкий и тщательный анализ, выработанный на специально-филологических трудах, с успехом был приложен П. к этнографии и к исследованию малорусских народных песен, преимущественно колядок. Влияние П., как человека и профессора, было глубоко и благотворно. В его лекциях заключался богатый запас сведений, тщательно продуманных и критически проверенных, слышалось живое личное увлечение наукой, везде обнаруживалось оригинальное миросозерцание, в основе которого лежало в высшей степени добросовестное и задушевное отношение к личности человека и к коллективной личности народа.

Н. Сумцов.

{Брокгауз}

Потебня, Александр Афанасьевич

Филолог, литературовед, этнограф. Род. в семье мелкого дворянина. Учился в классической гимназии, затем в Харьковском ун-те на историко-филологическом факультете. После его окончания преподавал литературу в харьковской гимназии. В 1860 защитил магистерскую диссертацию "О некоторых символах в славянской народной поэзии..." В 1862 получил научную командировку за границу, где пробыл год. В 1874 защитил докторскую диссертацию "Из записок по русской грамматике". В 1875 получил кафедру истории русского языка и литературы в Харьковском ун-те, к-рую и занимал до конца жизни. П. состоял также председателем Харьковского историко-филологического об-ва и членом-корреспондентом Академии наук. В 1862 в "Журнале Министерства народного просвещения" появился ряд статей П., объединенных затем в книгу "Мысль и язык". В 1864 в "Филологических записках" была напечатана его работа "О связи некоторых представлений в языке". В 1874 вышел 1-й том "Из записок по русской грамматике". В 1873-1874 в "ЖМНП" напечатана 1-я ч. "К истории звуков русского языка", в 1880-1886-2-я, 3-я и 4-я чч. ("Русский филологический вестник"), в 1882-1887 - "Объяснения малорусских и сродных народных песен" в 2 тт. Однако значительная часть работ П. была опубликована после его смерти. Были выпущены: 3 чч. "Из записок по русской грамматике" ; "Из лекций по теории словесности" (составл. по записям слушательниц); "Из записок по теории словесности" ; "Черновые заметки о Л. Н. Толстом и Достоевском" ("Вопросы теории и психологии творчества", т. V, 1913).

Лит-ая деятельность П. охватывает 60-80-е гг. Среди литературоведческих течений той эпохи П. стоит особняком. Ему чужды как буржуазный социологизм культурно-исторической школы (Пыпин и др.), так и буржуазный позитивизм сравнительно-исторического метода Веселовского. Известное влияние на П. оказала мифологическая школа. Он в своих работах уделяет довольно видное место мифу и его соотношению со словом. Однако П. критикует те крайние выводы, к которым пришли сторонники мифологической школы. В русском литературоведении и языковедении той эпохи П. явился основателем субъективно-психологического направления. Философские корни этой субъективно-идеалистической теории восходят через Гумбольдта к немецкой идеалистической философии, гл. обр. к философии Канта, Агностицизм, отказ от возможности познать сущность вещей и изобразить в поэтических образах реальный мир пронизывают все мировоззрение П. Сущность вещей, с его точки зрения, не познаваема. Познание имеет дело с хаосом чувственных ощущений, в которые человек вносит порядок. Слово в этом процессе играет далеко не последнюю роль. "Только понятие (а вместе с тем и слово, как необходимое его условие) вносит идею законности, необходимости, порядка в тот мир, которым человек окружает себя и который ему суждено принимать за действительный" ("Мысль и язык", стр. 131).

От агностицизма П. идет к основным положениям субъективного идеализма, заявляя, что "мир является нам лишь как ход изменений, происходящий в нас самих" ("Из записок по теории словесности", стр. 25). Поэтому, подходя к процессу познания, Потебня ограничивает этот процесс познанием внутреннего мира субъекта.

Во взглядах на язык и поэзию этот субъективный идеализм проявился как ярко выраженный психологизм. Ставя основные вопросы лингвистики, П. ищет им разрешения в психологии. Только сближая языкознание с психологией, можно, по мнению П., развивать плодотворно и ту и другую науку. Единственно научной психологией П. считает психологию Гербарта. Лингвистику Потебня основывает на теории представлений Гербарта, рассматривая образование каждого слова как процесс апперцепции, суждения, т. е. объяснения вновь познаваемого через прежде познанное. Признав общей формой человеческого познания объяснение вновь познаваемого прежде познанным, П. от слова протягивает нити к поэзии и науке, рассматривая их как средства познания мира. Однако в устах субъективного идеалиста П. положение, что поэзия и наука - форма познания мира, имеет совершенно другой смысл, чем в устах марксиста. Единственной целью как научного, так и поэтического произведения является, по взглядам П., "видоизменение внутреннего мира человека". Поэзия для П. есть средство познания не объективного мира, а лишь субъективного. Искусство и слово являются средством субъективного объединения разрозненных чувственных восприятий. Художественный образ не отражает мир, существующий независимо от нашего сознания; этот мир, с точки зрения П., не познаваем, он лишь обозначает часть субъективного мира художника. Этот субъективный мир художника в свою очередь не познаваем для других и не выражается, а лишь обозначается художественным образом. Образ есть символ - иносказание - и ценен лишь тем, что каждый может вложить в него свое субъективное содержание. Взаимное понимание по существу невозможно. Всякое понимание есть в то же время непонимание. Этот субъективно-идеалистический подход к искусству, рассмотрение образа лишь как символа, как постоянного сказуемого к переменным подлежащим приводят П. в теории поэзии к психологизму, к изучению психологии творчества и психологии восприятия.

Систематического изложения взглядов П. на литературу мы не найдем в его сочинениях, поэтому изложение его взглядов на литературу представляет известную трудность. Приходится излагать систему П., основываясь на его языковедческих работах, черновых заметках и лекциях, записанных учениками и изданных уже после смерти П.

Для того чтобы понять сущность взглядов П. на поэзию, необходимо первоначально познакомиться с его взглядами на слово.

Развивая в основном взгляды немецкого языковеда Гумбольдта на язык как на деятельность, П. рассматривает язык как орган создания мысли, как мощный фактор познания. От слова как простейшего поэтического произведения П. идет к сложным художественным произведениям. Анализируя процесс образования слова, П. показывает, что первой ступенью образования слова является простое отражение чувства в звуке, затем идет осознание звука и наконец третья ступень - осознание содержания мысли в звуке. С точки зрения Потебни в каждом слове есть два содержания. Одно из них после возникновения слова постепенно забывается. Это его ближайшее этимологическое значение. Оно заключает в себе лишь один признак из всего разнообразия признаков данного предмета. Так, слово "стол" значит только постланное, слово "окно" - от слова "око" - значит то, куда смотрят или куда проходит свет, и не заключает в себе никакого намека не только на раму, но даже на понятие отверстия. Это этимологическое значение слова П. называет внутренней формой. По существу оно не является содержанием слова, а лишь знаком, символом, под которым нами мыслится собственно содержание слова: оно может включать самые разнообразные признаки предмета. Напр.: каким образом черный цвет был назван вороным или голубой голубым? Из образов ворон или голубь, которые являются средоточием целого ряда признаков, был выделен один, именно их цвет, и этим признаком и было названо вновь познаваемое - цвет.

Неизвестный нам предмет мы познаем при помощи апперцепции, т. е. объясняем его прежним нашим опытом, запасом уже усвоенных нами знаний. Внутренняя форма слова является средством апперцепции именно потому, что она выражает общий признак, свойственный как объясняемому, так и объясняющему (прежнему опыту). Выражая этот общий признак, внутренняя форма выступает как посредница, как нечто третье между двумя сравниваемыми явлениями. Анализируя психологический процесс апперцепции, П. отождествляет его с процессом суждения. Внутренняя форма есть отношение содержания мысли к сознанию, она показывает, как представляется человеку его собственная мысль... Так, мысль о туче представлялась народу под формой одного из своих признаков - именно того, что она вбирает в себя воду или выливает ее из себя, откуда слово "туча" [(корень "ту" - пить, лить), "Мысль и язык"].

Но если слово является средством апперцепции, а сама апперцепция есть не. что иное, как суждение, то и слово, независимо от своего сочетания с другими словами, есть именно выражение суждения, двучленная величина, состоящая из образа и его представления. Следовательно внутренняя форма слова, к-рая выражает лишь один признак, имеет значение не сама по себе, а только именно как форма (не случайно П. ее именно назвал внутренней формой), чувственный образ которой входит в сознание. Внутренняя форма только указывает на все богатство чувственного образа, заключенного в познаваемом предмете и вне связи с ним, т. е. вне суждения, не имеет смысла. Внутренняя форма важна лишь как символ, как знак, как заместитель всего многообразия чувственного образа. Этот чувственный образ воспринимается каждым по-разному в зависимости от его опыта, а следовательно и слово является лишь знаком, в который каждый вкладывает субъективное содержание. Содержание, которое мыслится поя одним и тем же словом, для каждого человека различно, следовательно нет и не может быть полного понимания.

Внутренняя форма, выражая собой один из признаков познаваемого чувственного образа, не только создает единство образа, но и дает знание этого единства; "она есть не образ предмета, а образ образа, т. е. представление", говорит П. Слово путем выделения одного признака обобщает чувственные восприятия. Оно выступает как средство создания единства чувственного образа. Но слово кроме создания единства образа дает еще знание его общности. Дитя разные восприятия матери называет одним и тем же словом "мама". Приводя человека к сознанию единства чувственного образа, затем к сознанию его общности, слово является средством познания действительности.

Анализируя слово, П. так. обр. приходит к следующим выводам: 1. Слово состоит из трех элементов: внешней формы, т. е. звука, внутренней формы и значения. 2. Внутренняя форма выражает один признак между сравниваемыми, т. е. между вновь познаваемым и прежде познанным предметами. 3. Внутренняя форма выступает как средство апперцепции, апперцепция есть то же суждение, следовательно внутренняя форма есть выражение суждения и важна не сама по себе, а лишь как знак, символ значения слова, которое субъективно. 4. Внутренняя форма, выражая один признак, дает сознание единства и общности чувственного образа. 5. Постепенное забвение внутренней формы превращает слово из примитивного поэтического произведения в понятие. Анализируя символы народной поэзии, разбирая их внутреннюю форму, П. приходит к мысли, что потребность восстанавливать забываемую внутреннюю форму и была одной из причин образования символов. Калина стала символом девицы потому же, почему девица названа красною - по единству основного представления огня-света в словах "девица", "красный", "калина". Изучая символы славянской народной поэзии, П. располагает их по единству основного представления, заключенного в их названиях. П. путем детальных этимологических исследований показывает, как сближались, находя соответствие в языке, рост дерева и род, корень и отец, широкий лист и ум матери.

От слова первообразного, слова как простейшего поэтического произведения П. переходит к тропам, к синекдохе, к эпитету и метонимии, к метафоре, к сравнению, а затем к басне, пословице и поговорке. Анализируя их, он стремится показать, что три элемента, присущие первообразному слову как элементарному поэтическому произведению, составляют неотъемлемую сущность вообще поэтических, произведений. Если в слове мы имеем внешнюю форму, внутреннюю форму и значение, то во всяком поэтическом произведении надо также различать форму, образ и значение. "Единству членораздельных звуков (внешней форме слова) соответствует внешняя форма поэтического произведения, под которой следует разуметь не одну звуковую, но и вообще словесную форму, знаменательную в своих составных частях" ("Записки по теории словесности", стр. 30). Представлению (т. е. внутренней форме) в слове соответствует образ (или известное единство образов) в поэтическом произведении. Значению слова соответствует содержание поэтического произведения. Под содержанием художественного произведения П. разумеет те мысли, которые вызываются в читателе данным образом, или те, которые служат автору почвой для создания образа. Образ художественного произведения, так же как и внутренняя форма в слове, является лишь знаком тех мыслей, которые были у автора при создании образа, или тех, которые возникают у читателя при его восприятии. Образ и форма художественного произведения, так же как и внешняя и внутренняя форма в слове, составляют, по учению П., неразрывное единство. Если затеряна для сознания связь между звуком и значением, то звук перестает быть внешней формой в эстетическом значении этого слова. Так напр. для понимания сравнения "чистая вода течет в чистой речке, а верная любовь в верном сердце" нам недостает законности отношения между внешней формой и значением. Законная связь между водой и любовью установится только тогда, когда дана будет возможность, не делая скачка, перейти от одной из этих мыслей к другой, когда напр. в сознании будет находиться связь света как одного из эпитетов воды с любовью. Это и есть именно забытая внутренняя форма, т. е. символическое значение выраженного первым двустишием образа воды. Для того чтобы сравнение воды с любовью имело эстетическое значение, необходимо восстановление этой внутренней формы, связи между водой и любовью. Для пояснения этой мысли Потебня приводит весеннюю украинскую песню, где шафранное колесо смотрит из-под тыну. Если воспринять лишь внешнюю форму этой песни, т. е. понять ее буквально, то получится бессмыслица. Если же восстановить внутреннюю форму и связать желтое шафранное колесо с солнцем, то песня принимает эстетическую значимость. Итак, в поэтическом произведении мы имеем те же элементы, что и в слове, соотношения между ними аналогичны соотношениям между элементами слов. Образ указывает на содержание, является символом, знаком, внешняя форма неразрывно связана с образом. При анализе слова было показано, что оно является для П. средством апперцепции, познавания неизвестного через известное, выражением суждения. Тем же средством познания является и сложное художественное произведение. Оно прежде всего необходимо самому творцу-художнику для формирования его мыслей. Художественное произведение есть не столько выражение этих мыслей, сколько средство создания мыслей. Точку зрения Гумбольдта, что язык является деятельностью, органом образования мысли, П. распространяет и на всякое поэтическое произведение, показывая, что художественный образ не является средством выражения готовой мысли, а, как и слово, играет громадную роль в деле создания этих мыслей. В своей книге "Из лекций по теории словесности" П., разделяя взгляды Лессинга на определение сущности поэзии, критикует его мысль, что нравственное утверждение, мораль, предшествует в сознании художника созданию басни. "В применении к языку это значило бы, что слово сначала означает целый ряд вещей, напр. стол вообще, а потом в частности эту вещь. Однако до таких обобщений человечество доходит в течение многих тысячелетий", говорит П. Затем он показывает, что художник вовсе не стремится всегда довести читателя до нравоучения. Непосредственная цель поэта - это определенная точка зрения на действительный частный случай - на психологическое подлежащее (т. к. образ есть выражение суждения) - посредством сравнения его с другим, тоже частным случаем, рассказанным в басне, - с психологическим сказуемым. Это сказуемое (образ, заключенный в басне) остается неизменным, а подлежащее изменяется, т. к. басня применяется к различным случаям.

Поэтический образ в силу своей иносказательности, в силу того, что он является постоянным сказуемым ко многим переменным подлежащим, дает возможность замещать массу разнообразных мыслей относительно небольшими величинами.

Процесс создания всякого, даже самого сложного произведения П. подводит под следующую схему. Нечто неясное для автора, существующее в виде вопроса (х ), ищет ответа. Ответ автор может найти только в предшествующем опыте. Обозначим последний через "А". Из "А" под влиянием х отталкивается все для этого х не подходящее, привлекается сродное, это последнее соединяется в образе "а", и происходит суждение, т. е. создание художественного произведения. Анализируя произведения Лермонтова "Три пальмы", "Парус", "Ветка Палестины", "Герой нашего времени", П. показывает, как одно и то же ж, мучившее поэта, воплощается в различных образах. Это х , познаваемое поэтом, есть нечто чрезвычайно сложное по отношению к образу. Образ никогда не исчерпывает этого х. "Мы можем сказать, что х в поэте невыразимо, что то, что мы называем выражением, есть лишь ряд попыток обозначить этот х , а не выражать его", говорит П. ("Из лекций по теории словесности", стр. 161).

Восприятие художественного произведения аналогично процессу творчества, только в обратном порядке. Понимает читатель произведение настолько, насколько он участвует в его создании. Так, образ служит лишь средством преобразования другого самостоятельного содержания, находящегося в мысли понимающего. Образ важен лишь как иносказание, как символ. "Художественное произведение подобно слову есть не столько выражение, сколько средство создания мысли, цель его как и слова - произвести известное субъективное настроение как в самом говорящем, так и в понимающем", говорит П. ("Мысль и язык", стр. 154).

Эта иносказательность образа может быть двух родов. Во-первых, иносказательность в тесном смысле, т. е. переносность, метафоричность, когда образ и значение относятся к далеким друг от друга явлениям, как напр. внешняя природа и жизнь человека. Во-вторых, художественная типичность, когда образ становится в мысли началом ряда подобных и однородных образов. Цель поэтических произведений этого рода, именно - обобщение, достигнута, когда понимающий узнает в них знакомое. "Изобильные примеры такого познания при помощи созданных поэзией типов представляет жизнь (т. е. применение) всех выдающихся произведений новой русской литературы, с "Недоросля" и до сатир Салтыкова" ("Из записок по теории словесности", стр. 70).

Внутренняя форма в слове дает сознание единства и общности чувственного образа, т. е. всего содержания слова. В художественном произведении эту роль объединителя, собирателя различных толкований, различных субъективных содержаний выполняет образ. Образ единичен и вместе бесконечен, бесконечность его заключается именно в невозможности определить, сколько и какое содержание будет в него вложено воспринимающим.

Поэзия, по мнению П., восполняет несовершенство научной мысли. Наука, с точки зрения агностика П., не может дать знания сущности предметов и цельной картины мира, т. к. каждый новый факт, не вошедший в научную систему, по мнению П., разрушает ее. Поэзия же обнаруживает недостижимую для аналитического знания гармонию мира, она указывает на эту гармонию конкретными своими образами, "заменяя единство понятия единством представления, она некоторым образом вознаграждает за несовершенство научной мысли и удовлетворяет врожденной человеку потребности видеть везде цельное и совершенное" ("Мысль и язык").

С другой стороны, поэзия подготовляет науку. Слово, первоначально являющееся простейшим поэтическим произведением, превращается в понятие. Искусство, с точки зрения П., "есть процесс объективирования первоначальных данных душевной жизни, наука же есть процесс объективирования искусства" ("Мысль и язык", стр. 166). Наука более объективна, с точки зрения П., чем искусство, т. к. основой искусства является образ, понимание которого каждый раз субъективно, основой же науки является понятие, которое составлено из объективированных в слове признаков образа. Само понятие объективности трактуется П. с субъективно-идеалистических позиций. Объективность или истинность, по мнению П., - это не правильное отражение нами объективного мира, а лишь "сравнение личной мысли с общей" ("Мысль и язык").

Поэзии и науке как различным видам более позднего человеческого мышления предшествовала стадия мифического мышления. Миф также является актом познания, т. е. объяснения х посредством совокупности прежде познанного. Но в мифе вновь познаваемое отождествляется с прежде познанным. Образ целиком переносится в значение. Так напр. между молнией и змеей первобытный человек ставил знак равенства. В поэзии формула молния - змея приобретает характер сравнения. В поэтическом мышлении человек отличает вновь познаваемое от прежде познанного. "Появление метафоры в смысле сознания разнородности образа и значения есть тем самым исчезновение мифа" ("Из записок по теории словесности", стр. 590). Придавая большое значение мифу как первой стадии человеческого мышления, из которого затем вырастает поэзия, П. однако далек от тех крайних выводов, к которым пришли представители мифологической школы в лице немецкого исследователя М. Мюллера и русского ученого Афанасьева. П. критикует их взгляд, что источником мифа явились неправильно понятые метафоры.

Строя свою поэтику на психолого-лингвистической основе, рассматривая вновь создаваемое слово как простейшее поэтическое произведение и протягивая от него нити к сложным художественным произведениям, П. делал колоссальные усилия, чтобы все виды тропов и сложных художественных произведений подвести под схему суждения, разложить познаваемое на прежде познанное и средство познания - образ. Не случайно, что анализ поэтических произведений у П. не пошел далее анализа простейших его форм: басни, пословицы и поговорки, т. к. подогнать под схему слова сложное произведение было крайне трудно.

Сближение поэтики с лингвистикой на основе рассмотрения слова и художественного произведения как средств познания внутреннего мира субъекта, а отсюда интерес к проблемам психологии, и было тем новым, что внес в языковедение и литературоведение П. Однако именно в этих центральных вопросах теории П. сказалась вся ошибочность и порочность его методологии.

Субъективно-идеалистическая теория П., направленная на внутренний мир, трактующая образность лишь как иносказательность и отрезающая пути подхода к литературе как к выражению определенной социальной действительности, в 60-80-е гг. отражала в русском литературоведении упадочные тенденции дворянской интеллигенции. Прогрессивные слои как буржуазной, так и мелкобуржуазной интеллигенции в ту эпоху тянулись либо к историко-культурной школе либо к позитивизму школы Веселовского. Характерно, что П. сам чувствовал родственность своих взглядов с философскими основами представителя дворянской поэзии, предшественника русского символизма Тютчева. В 900-х гг. символисты - выразители русского декаданса - сближали свои теоретические построения с основными положениями поэтики П. Так, Белый в 1910 в "Логосе" посвятил статью основному произведению П. "Мысль и язык", где делает П. духовным отцом символизма.

Идеи П. популяризировались и развивались его учениками, сгруппировавшимися вокруг сборников "Вопросы теории и психологии творчества" (изд. в 1907-1923, под ред. Лезина в Харькове). Наиболее интересной фигурой из учеников П. был Овсянико-Куликовский, попытавшийся психологический метод применить к анализу творчества русских классиков. Позднее Овсянико-Куликовский в значительной мере отошел от системы П. в сторону буржуазного социологизирования. Остальные ученики П. были по существу лишь эпигонами своего учителя. Горнфельд сосредоточивал главное внимание на проблемах психологии творчества и психологии восприятия ("Муки слова", "Будущее искусство", "О толковании художественного произведения"), трактуя эти проблемы с субъективно-идеалистических позиций. Райнов популяризировал эстетику Канта. Другие ученики П. - Лезин, Энгельмейер, Харциев - развивали учение П. в направлении эмпириокритицизма Маха и Авенариуса. Теория П., рассматривавшая слово и поэтическое произведение как средство познания через обозначение разнообразного содержания одним образом-символом, истолковывалась ими с точки зрения экономии мышления. Ученики Потебни, рассматривавшие науку и поэзию как формы мышления сообразно принципу наименьшей затраты сил, с исключительной ясностью обнаружили субъективно-идеалистические основы потебнианства и тем самым всю его враждебность марксизму-ленинизму. Сыгравшее свою историческую роль в борьбе со старым схоластическим языковедением, заострившее внимание науки о литературе на вопросах психологии творчества и психологии восприятия, на проблеме художественного образа, связывавшее поэтику с лингвистикой, потебнианство, порочное в своей методологической основе, смыкаясь затем с махизмом, обнаруживало все резче свою реакционность. Тем более недопустимы попытки отдельных учеников П. сочетать потебнианство с марксизмом (статья Левина). В последние годы некоторые из учеников П. пытаются освоить принципы марксистско-ленинского литературоведения (Белецкий, М. Григорьев).

Библиография: I. Важнейшие работы: Полное собр. сочин., т. I. Мысль и язык, изд. 4, Одесса, 1922 (первонач. в "ЖМНП", 1862, ч. 113, 114; 2, 3, 5 изд.-1892, 1913, 1926); Из записок по теории словесности, Харьков, 1905: I. О некоторых символах в славянской народной поэзии. ТІ. О связи некоторых представлений в языке. III. О купальских огнях и сродных с ними представлениях. IV. О доле и сродных с нею существах, Харьков, 1914 (первоначально печаталась раздельно в 1860-1867); Из лекций по теории словесности, чч. 1 и 2, Харьков, 1894 (изд. 2, Харьков, 1923); Из записок по русской грамматике, чч. 1 и 2, изд. 2, Харьков, 1889 (первоначально в журналах 1874); То же, ч. 3, Харьков, 1899.

II. Памяти А. А. Потебни, Сб., Харьков, 1892; Овсянико-Куликовский Д. H., А. А. Потебня как языковед, мыслитель, "Киевская старина", 1893, VII - IX; Ветухов А., Язык, поэзия и наука, Харьков, 1894; Сумцов Н. Ф., А. А. Потебня, "Русский биографический словарь", том Плавильщиков - Примо, СПб, 1905, стр. 643-646; Белый А., Мысль и язык, сб. "Логос", кн. II, 1910; Xарциев В., Основы поэтики А. А. Потебни, сб. "Вопросы теории и психологии творчества", т. II, вып. II, СПб, 1910; Шкловский В., Потебня, сб. "Поэтика", П., 1919; Горнфельд А., А. А. Потебня и современная наука, "Летопись дома литераторов", 1921, № 4; Бюлетень Редакційного Комітету для видання творів О. Потебні, ч. 1, Харків, 1922; Горнфельд А. Г., Потебня, в кн. автора "Боевые отклики на мирные темы", Ленинград, 1924; Pайнов Т., Потебня, П., 1924. См. сб. "Вопросы теории и психологии творчества", тома I - VIII, Харьков, 1907-1923.

III. Балухатый С., Теория литературы, Аннотированная библиография, I, Л., 1929, стр. 78-85; Райнов, A. A. Потебня, П., 1924; Халанский М. Г. и Багалей Д. И. (ред.), Историко-филологич. факультет Харьковского университета за 100 лет, 1805-1905, Харьков, 1908; Языков Д., Обзор жизни и трудов русских писателей и писательниц, вып. XI, СПб, 1909; Пиксанов Н. К., Два века русской литературы, изд. 2, М., 1924, стр. 248-249; Памяти А. А. Потебни, Сб., Харьков, 1892.

Е. Дроздовская.

{Лит. энц.}

Потебня, Александр Афанасьевич

Культуролог, лингвист, философ. Род. в с. Гавриловка Роменского уезда Полтавской губ., в дворянской семье. В 1851 поступил в Харьковский ун-т на юрид. ф-т, однако после 1-го курса перевелся на ист.-филол. ф-т, к-рый окончил в 1856. Сдал магистерский экзамен по славянской филологии и был оставлен при ун-те. В 1862 был одним из первых, отправленных Харьковским ун-том для стажировки за границу. Учился в Германии, в Берлине. До защиты докт. дисс. ("Из записок по рус. грамматике". Ч. I и II) П. был доц., потом - экстраординарным и ординарным проф. по кафедре рус. языка и словесности. Вся жизнь и науч. творч. П. прошли в стенах Харьковского ун-та. На формирование демократических, свободолюбивых полит. воззрений П. большое влияние оказала трагическая судьба его брата - Андрея Афанасьевича Потебни,- активного члена "Земли и воли", погибшего во время польского восстания 1863. Демократические симпатии П., к-рых он не скрывал, послужили причиной настороженного отношения к нему со стороны официальных властей. Гл. науч. интерес П. лежал в сфере изучения соотношений языка и мышления. Он развивает учение, согласно к-рому каждое слово по своей структуре представляет собой единство членораздельного звука, внутр. формы слова и абстрактного значения. Внутр. форма слова связана с наиболее близким этимо-логич. значением слова и служит, в качестве представления, каналом связи между чувственным образом и абстрактным значением. Слово с его внутр. формой служит средством "перехода от образа предмета к понятию". По мнению П., "язык есть средство не выражать готовую мысль, а создавать ее", т. е. мысль может осуществляться лишь в стихии языка. Многие мысли и идеи П., высказанные в общей форме и как бы "по ходу дела" и четко сформулированные позже др. мыслителями, легли в основу многих совр. обл. гуманит. знания. Так произошло, напр., с высказанными П. идеями о необходимости различения языка и речи, синхронии и диахронии в языке. П. был создателем или стоял у истоков рождения ист. грамматики, ист. диалектологии, семиотики, социолингвистики, этнопсихол. Филос.-лингви-стич. подход позволил П. увидеть в мифе, фольклоре, литературе разл. знаково-символические системы, производные по отношению к языку. Так, миф, с т. зр. П., не существует вне слова. Решающее значение для возникновения мифов имела внутр. форма слова, к-рая выступает посредником между тем, что объясняется в мифе и тем, что он объясняет. При этом в качестве объясняющего выступают этимологич.-языковые ресурсы носителей языка, в к-рых запечатлен их хозяйственно-производственный опыт. Миф есть акт "объяснения неизвестного (х) посредством совокупности прежде данных признаков, объединенных и доведенных до сознания словом или образом (а)". Большое значение для филос. взглядов П. имеют категории "народ" и "народность". Отталкиваясь от идей В. фон Гумбольдта, П. считал народ творцом языка. Вместе с тем он подчеркивал, что именно язык, раз возникнув, обусловливает дальнейшее развитие культуры данного народа. С т. зр. П., нигде так полно и ярко не проявляется дух народа, как в его нар. традициях и фольклоре. Именно здесь создаются те дух. ценности, к-рые затем питают профессиональное искусство и творч. П. сам был неутомимым собирателем рус. и укр. фольклора, много сделал в плане док-ва единства базовых фольклорно-мифологич. сюжетов двух братских славянских народов. Сформулированная им проблема "язык - нация" получила развитие в трудах Д.Н.Овсяннико-Куликовского, Д.Н.Кудрявцева, Н.С.Трубецкого, Г.Г.Шпета. Иссл. П. в обл. символики языка и художеств. творч. привлекли в XX в. самое пристальное внимание теоретиков символизма. Многочисленные переклички с идеями П. содержатся в работах Вяч.Иванова, Андрея Белого, В.Брюсова и др. символистов.

Соч.: Из записок по теории словесности. (Поэзия и проза. Тропы и фигуры. Мышление поэтическое и мифическое ). Харьков , 1905 ; О некоторых символах в славянской народной поэзии. 2-е изд. Харьков , 1914 ; Из лекций по теории словесности. 3-е изд. Харьков , 1930 ; Из записок по русской грамматике. 3-е изд. Т. 1-2. М. , 1958 ; Из записок по русской грамматике. 2-е изд. Т.3. М. , 1968 ; Эстетика и поэтика. М. , 1976 ; Слово и миф. М. , 1989 (здесь : Раздел I - "Философия языка ", раздел II - "От слова к символу и мифу "); Теоретическая поэтика. М. ,

1990.

А.В.Иванов

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

• Биографический словарь

Украинский и русский филолог славист, член корреспондент Петербургской АН (1877). Брат революционера А. А. Потебни. Окончил Харьковский… … Большая советская энциклопедия

•