Традиционные европейские забавы - история в фотографиях. Частная жизнь русской женщины XVIII века. Повседневный быт женщин Список использованной литературы

Императрицы и королевы, фаворитки и первые красавицы, знатные дамы и авантюристки века XVIII, чьи имена упоминаются в учебниках истории и на страницах романов. Екатерина II, Анна Иоанновна, княгиня Дашкова, маркиза де Помпадур, леди Гамильтон, Мария-Антуанетта – одни из знаменитых имена тех лет.

Но были и другие, оставившие свой след в истории и культуре, чьи имена, увы, ныне обойдены вниманием. Их судьбы удивительным образом переплетались с правящими династиями, великими поэтами и композиторами, учёными, философами и путешественниками. Они покровительствовали, вдохновляли и любили. Кто они, известные в веке 18-м и забытые в веке нынешнем?

Герцогиня де Полиньяк, Виже-Лебрен

Урождённая Иоланда Мартин Габриэль де Поластрон, в замужестве де Полиньяк, рождённая в Париже 8 сентября 1749, фаворитка королевы Франции Марии-Антуанетты.

Рано осиротевшую Иоланду сперва отдали на обучение в монастырь, а в 17 лет выдали замуж за капитана Королевской гвардии Жюля де Полиньяка. Фавориткой королевы она стала благодаря сестре мужа, представившей её ко двору. Марию-Антуанетту пленил её добрый нрав и обходительность, хотя были у маленькой По и другие качества – лень и расточительность. Именно её считали причиной большинства эксцентричных увлечений королевы, экстравагантных поступков и растрат.

Дружба с королевой превратилась в золотой дождь, беспрерывно льющийся на фаворитку и всю её семью – подарки, доходные места, хорошие жалованья, приданое дочери. Всё это вызывало зависть, слухи, сплетни и… памфлеты! Но дружба королевы и Жюли только росла – апартаменты в 15 комнат, домик в королевской деревне Трианон, место гувернантки королевских детей (у герцогини своих было четверо!).

Разлучила подруг Французская революция, когда королева оказалась в заключении, а для герцогини началась кочевая жизнь до самой смерти, после полугода печали и слез от известия о смерти Марии-Антуанетты.

Но, почему мы должны помнить имя герцогини де Полиньяк? Мадам была одной из косвенных причин Революции – ведь это именно она убедила королеву поставить на сцене «Женитьбу Фигаро», пьесу Бомарше, которую запретил сам король! И видимо не зря, ведь эту пьесу впоследствии считали одним из толчков для Французской революции. Всего один поступок – малая песчинка, но ….
Мэри Уортли Монтегю

Мэри Пьерпонт родилась в Лондоне 15 мая 1689 года в семье Пятого графа Кингстона-на-Халле. Помимо земель и поместий семья обладала одной из лучших библиотек в Англии, ставшей любовью и прибежищем Мэри. По крайней мере до бегства из дома с Эдвардом Монтегю, которого отец Мэри не желал видеть своим зятем и наследником.

Можно сказать, что именно с этого побега и началась для Мэри Уортли Монтегю карьера путешественницы, писательницы и жены посла Британии в Османской империи. Помимо ценных «Писем из турецкого посольства», первого произведения европейской светской дамы о мусульманском Востоке, она привезла и другой бесценный дар – описание вариоляции, принятой в Османской империи прививки оспы. Вопреки сопротивлению британских медиков королевская чета привила оспу своим детям. Метод, привезённый Мэри Монтегю, оставался единственным средством против оспы до изобретения Эдвардом Дженнером более безопасной вакцинации через коровью оспу. Всего одно путешествие, одна книга, но ….
Габриэль Эмили Ле Тоннелье де Бретеиль, маркиза Дю Шатле

Габриель Жмили родилась в Париже 17 декабря 1706 года в семье Луи Николя Ле Тоннелье, барона Бреете. В доме отца Габриель, главным занятием которого была подготовка иностранных послов для приёма у короля Людовика XIV, собирались самые просвещённые люди того времени. Среди его гостей были и Фонтенель, и Жан Батист Руссо. Надо ли говорить, что его дочь получила превосходное образование? Кроме того она знала английский и итальянский языки, превосходно играла, пела и танцевала. Достаточно для успеха в обществе. В 19 лет Эмили вышла замуж за маркиза Флорена Клода дю Шателле, губернатора Семюр-ан-Оксуа и родила троих детей. Обычная женская «карьера» тех лет.

Но… круг интересов Габриель Эмили расширился после близких отношений с астрономом Пьером де Мопертюи и математиком Алексисом Клеро. В ней родилась любовь… к математике и физике!

В 1733 году состоялось её знакомство с Вольтером, и любовь к науке привела к долгой связи двух учёных. Именно она предоставила убежище Вольтеру после приказа короля об его аресте за создание «Орлеанской девственницы» в замке Сире-сюр-Блаз в Шампани. Вольтер перестроил замок по-своему, и в нём появилась лаборатория и библиотека. Сюда приезжали литераторы, естествоиспытатели, математики. Здесь вместе он написал «Элементы философии Ньютона» не без помощи Эмили, а она начала перевод «Математических начал натуральной философии» Ньютона, ставший делом всей её жизни.

Независимо от Вольтера и анонимно она участвовала вместе с ним в конкурсе Французской Академии на лучшую работу о природе огня. Премия досталась Леонарду Эйлеру, но её работа была издана за счёт академии! Её – женщины, матери семейства, жившей в 18 веке! Кстати, именно поэтому она стала академиком Болонской академии наук, ведь Парижская Академия не признавала женщин принципиально!

Один конкурс, один перевод, одна жизнь…

Восемнадцатый век часто называют Эпохой Просвещения, веком развития литературы, искусства, философии, естественных наук. Не женщины ли тому виной? Так или иначе, но без них не обошлось. Может быть вы расскажете и о других?

Чё-то жираф Мариус вспомнился сегодня:(

Бросание лисицы

Бросание лисицы было распространённым состязательным развлечением (кровавой забавой) в некоторых частях Европы в XVII и XVIII веках и заключалось в подбрасывании живых лисиц и прочих животных как можно выше в небо. Бросание обычно происходило в лесу или во внутреннем дворе замка или дворца, на круглой площадке, ограждённой натянутым холстом.

Два человека становились на расстоянии шести-семи метров друг от друга, держась за концы пращи, которая раскладывалась между ними на земле. Затем на арену выпускался зверь. Когда он пробегал между игроками, те изо всех сил дёргали за концы пращи, подкидывая животное в воздух. Победа в состязании присуждалась за самый высокий бросок. Высота бросков опытных игроков могла достигать семи метров и более. Случалось, что параллельно раскладывали сразу несколько пращ, чтобы в бросании одного животного могло поучаствовать подряд несколько команд.

Для бросаемого животного исход, как правило, был трагичен. В 1648 году в Дрездене на устроенном курфюрстом Саксонии Августом Сильным состязании было брошено и погибло 647 лисиц, 533 зайца, 34 барсука и 21 лесная кошка. Август лично принял участие в состязании. По рассказам, демонстрируя свою силу, он удерживал свой конец пращи одним пальцем, тогда как с другой стороны её держали двое самых сильных слуг.

Травля крыс

Травля крыс была особенно популярна в Великобритании и исчезла только в начале 20-го века. Мода на эту забаву появилась благодаря закону Парламента 1835 года, который ввел запрет на травлю медведей, быков и других крупных животных.

Травля проходила на арене, огороженной барьером. Вокруг амфитеатром размещались зрительские места, на арену запускали сначала по пять крыс на каждую собаку-участницу.

Бультерьер Джако поставил несколько рекордов - 100 крыс за 5 минут 28 секунд, 1000 крыс - меньше чем за 100 минут.

Последняя публичная травля состоялась в 1912 году. Исчезновению кровавой забавы во многом способствовала любовь королевы Виктории к животным и изменение отношения к собакам на более гуманное.

Закидывание петуха

«Первая ступень жестокости», гравюра Уильяма Хогарта (1751)

Забава состояла в том, что публика кидала палки в посаженного в горшок петуха до тех пор, пока птица не испускала дух. Обычно это действо происходило в Жирный вторник (время карнавала). В некоторых случаях птицу привязывали к бревну, либо бросающим палки завязывали глаза. В Суссексе птицу привязывали к колышку леской длиной в пять-шесть футов, так что она могла клюнуть нерасторопного забияку.

В отличие от петушиных боёв, кидание в петуха было распространено среди низших классов. Когда в 1660 г. власти Бристоля попытались запретить это развлечение, в городе взбунтовались подмастерья. Некоторые острословы писали, что петух в этой забаве символизирует старинного недруга англичан - Францию (петух является одним из национальных символов Франции).

В эпоху Просвещения это занятие высмеивалось в прессе как пережиток средневекового варварства и, как следствие, постепенно сошло на нет.

Растягивание гуся

Кровавый спорт, имевший распространение в Нидерландах, Бельгии, некоторых областях Германии, Великобритании и Северной Америке в период с XVII до начала XX века.

Смысл этой забавы заключался в следующем: живого гуся с хорошо смазанной жиром головой привязывали за ноги к горизонтальной жерди, располагавшейся на достаточно большой высоте и прикреплённой к двум вертикальным жердям, образовывавшим конструкцию наподобие ворот. Человек должен был проехать на лошади на полном скаку через эти «ворота» и суметь схватить гуся за голову, тем самым оторвав её. Сделать это было достаточно сложно ввиду смазки на голове гуся и трепыханий птицы; иногда в состязаниях вводились дополнительные элементы сложности - например, около «ворот» иногда ставили человека с хлыстом, который его ударами должен был пугать подъезжающую лошадь. Призом за победу в состязании служил обычно сам гусь, иногда - небольшие денежные суммы, собранные со зрителей, или алкогольные напитки.

Забава «Растягивание гуся» в наши дни, Бельгия. Видео

Век XVIII был в России веком контрастов. Через окно, прорубленное в Европу Петром I, в русскую жизнь стали просачиваться европейские обычаи. Русский быт превращался в причудливую смесь «французского с нижегородским», и это отражалось буквально на всем, в том числе, конечно, и на таком деликатном предмете, как любовь.
В допетровской Руси юноши и девушки очень часто знакомились после сватовства, но и тогда, вплоть до самой свадьбы, между ними пролегала непроходимая пропасть из предрассудков и ложной стыдливости. Попытки преодолеть ее строго пресекались родителями, которые не только не допускали сближения молодых людей, но даже препятствовали простому их общению. О добрачной же любовной связи не могло быть и речи! Влюбленные, которым удавалось обмануть бдительность родителей, рисковали не только репутацией. Девушку, застигнутую с любимым, в лучшем случае ждал монастырь. Юноша мог угодить в ссылку, а то и лишиться жизни. Обвинение в прелюбодеянии оставалось на них навсегда – как клеймо.
Но вот появился Петр, построил новую столицу, и именно там, в Санкт-Петербурге, встретились новшества, которые внедряла в русскую жизнь твердая рука неугомонного царя и перекочевавший из Москвы прежний уклад. Можно представить, каково было вчерашним боярам вывозить своих дочерей на ассамблеи в открытых платьях, когда еще недавно даже мысленно представить женщину в таком виде считалось греховным! Тем более, что на ассамблеях к девушке мог безнаказанно подойти новомодный петиметр (с французского это слово переводится как щеголь), в одночасье вскружить ей голову и разрушить плоды домостроевского воспитания.
Делать отцам, однако, было нечего, и в опасении крутого нрава царя приходилось подчиняться. Казалось, русские красавицы получили свободу, но не тут-то было – свобода была чисто внешней, и дома отцы брали реванш. Так и жили семьи русских дворян, где были дочери, двойной жизнью – напоказ вполне по-европейски, а за стенами своих домов так же, как и сто-двести лет назад.
Поэтому, чтобы познакомиться с понравившейся девушкой поближе, молодые люди шли на всякие ухищрения, тем более, что новой моралью такое поведение не возбранялось. Например, гардемарин Смольянинов забрался на чердак в доме князя Г. в надежде дождаться ночи и оттуда проникнуть в покои юной княжны, но дом, к его несчастью, оказался ветхим, и в один прекрасный момент Смольянинов провалился прямо в спальню княгини-матери. Бедняга был принят за черта и едва унес ноги от дворни, настроенной по отношению к нечистой силе весьма решительно. Другой юный воздыхатель пробрался в княжеские хоромы, переодевшись дворовой девкой, и по ошибке попал в комнату, где отдыхал после обильного возлияния хозяин дома, большой любитель женского пола. Продрав глаза и увидев подле себя девушку, хозяин незамедлительно дал волю рукам и чуть не испустил дух от страха, когда девушка заговорила басом. Обе истории дошли до царя. Петр посмеялся и наказывать наглецов не стал.
Молодым людям, которые не были столь смелы, приходилось наблюдать за предметами своего обожания издалека, причем девушка часто не подозревала о существовании горячего поклонника. Бедняжки нечасто выходили замуж по собственной склонности, и возможность толком разглядеть суженого получали иной раз лишь под венцом.
У подавляющего большинства супружеских пар период ухаживания отсутствовал напрочь. Да и как было ухаживать, если молодым людям не разрешалось разговаривать без свидетелей, а цветы, присланные невесте до официального сватовства, выглядели в глазах старорежимных родителей крайне неприлично и могли расстроить женитьбу?
В то же время сливки дворянского общества, быстрее перенявшие западные обычаи, были более свободны в изъявлении чувств. Никого не шокировали, например, появления голштинского герцога Карла под балконом своей будущей супруги Анны Петровны с целым оркестром и певцами, которые пели серенады вместо герцога, не обладавшего ни голосом, ни слухом. Показательно поведение светлейшего князя Григория Потемкина, в котором высший свет видел законодателя мод, в период его романа с известной красавицей княгиней Екатериной Долгоруковой. Как-то Потемкин устроил в честь своей пассии пышный обед. Особенно, по общему мнению, удался десерт, приготовленный светлейшим князем собственноручно, – были поданы хрустальные вазы, наполненные бриллиантами, и каждый присутствующий мог вволю поработать ложкой. Впрочем, светлейший князь был непостоянен и вскоре устраивал не менее баснословные зрелища уже в честь другой красавицы. Хранить верность было не в обычаях мужчин XVIII века.
Другое дело – женщины. Если отбросить дам высшего света, для которых со времен правления императрицы Елизаветы Петровны не иметь любовника считалось дурным тоном, то следует признать верность главной отличительной чертой русской женщины. Часто, правда, это была вынужденная верность. Мемуарист конца XVIII века не без иронии сделал вывод: «Любили у нас, можно сказать, одни женщины». Девушки охранялись от малейшего соприкосновения с житейским опытом и в брак вступали в целомудренном неведении. Опыт заменяло воображение, будущий муж рисовался им в розовых тонах, и в него на первых порах влюблялись безоглядно. Замуж выходили в четырнадцать-пятнадцать лет, потом начинались семейные заботы, рождались дети, и первый мужчина чаще всего оказывался единственным на всю жизнь – даже если любовь к нему угасала.
Наиболее распространенный способ борьбы за право свободно любить того, к кому тянется душа, – побег и тайное венчание с любимым человеком. Таких происшествий было не так много, как может показаться, если изучать историю по литературным произведениям, но среди них встречаются поистине удивительные. Небогатый дворянин Редьков умыкнул девицу знатного рода и привез в церковь, но не успел священник приступить к обряду венчания, как показались преследователи. Друзья Редькова выехали им навстречу, и в поле завязался настоящий бой, который продолжался до тех пор, пока ничего не подозревающий батюшка венчал молодых.
А вот и совсем уникальный случай: некая девица Анастасия, узнав, что приехали сваты от старого вдовца, выбралась в окно и направилась в казармы кавалергардов, где служил офицер Мягков, с которым они познакомились накануне и едва ли перекинулись двумя-тремя словами. Невозможно представить, что Анастасия говорила Мягкову, но кавалергард отвез ее на квартиру, а уже на следующий день они вышли из церкви мужем и женой.
Не всем, правда, счастье давалось с таким риском. Большинство супружеских пар возникало традиционным путем, и то, что молодые до свадьбы были едва знакомы, отнюдь не всегда мешало их дальнейшей супружеской жизни. Типична в этом смысле история женитьбы знаменитого русского поэта Гаврилы Державина, рассказанная им самим. После трех мимолетных встреч он насмерть влюбился в семнадцатилетнюю девицу Екатерину Бастидонову и послал своего приятеля Кирилова «сделать настоятельное предложение матери и дочери». Выслушав свата, Бастидонова-мать попросила для ответа несколько дней и бросилась собирать о женихе справки. В продолжение этих дней Державин не выдержал и заехал к Бастидоновым. Матери дома не было. Воспользовавшись этим, поэт спросил Екатерину, известно ли ей «о искании его». «Матушка мне сказывала», – отвечала девушка. «Что вы на это думаете?» – «От нее все зависит». – «Но... могу ли я надеяться?» – «Вы мне не противны...» Тут вернулась мать и застала Державина у ног дочери. К счастью, сведения, собранные о женихе, выставляли его в благоприятном свете, и вольность поведения была поэту прощена. В тот же день состоялась помолвка, вскоре молодые обвенчались и прожили в любви и согласии много лет.
У Александра Румянцева и Марьи Матвеевой, родителей выдающегося русского полководца Петра Румянцева-Задунайского, не было перед свадьбой даже и такого «объяснения в любви». Александр Румянцев выбился из самых низов в ближнее окружение Петра I, но состояния не приобрел и решил женитьбой поправить положение. Он посватался к дочери одного богатого человека, получил согласие и обещание дать тысячу душ в приданое. Об этом стало известно царю, который пожелал посмотреть невесту. Вечером он явился к ее отцу, постоял в дверях, пристально вглядываясь в девушку, и сказал: «Ничему не бывать». Богатая избранница Румянцева и в самом деле была страшна, как смертный грех. На следующий день царь вызвал Румянцева и со словами: «Собирайся, поедем свататься», – повез к графу Андрею Матвееву, своему дальнему родственнику, у которого была на выданье девятнадцатилетняя красавица-дочь. Свадьбу сыграли безотлагательно.
Русские монархи (и в подражание им – придворная знать) обожали устраивать матримониальные дела своих приближенных. Иногда консультантами у них выступали профессиональные сваты и свахи, которые обслуживали дворян всех рангов. В «картотеку» тогдашних брачных агентов наряду с именем и возрастом барышни заносилась подробная опись приданого и условия, на которых родители согласны отдать ее замуж. Чаще всего сватовством занимались женщины, но, случалось, этим ремеслом себе на жизнь зарабатывали и мужчины. Среди них попадались истинные виртуозы своего дела. Ловкий молодой человек Гурьев, сумевший устроить свадьбу польского богача графа Скавронского с красавицей Екатериной Энгельгардт, племянницей могущественного Потемкина, получил от благодарного графа в награду три тысячи душ крестьян и сразу превратился в богатейшего человека.
Невыразительность и по большей части отсутствие ухаживания компенсировалось в России пышностью свадеб. При этом, чем выше было положение молодоженов, тем дольше длилась свадьба, превращавшаяся порой в изнурительный марафон. Так, во время свадьбы Анны Леопольдовны, племянницы императрицы Анны Иоанновны, и принца Антона Ульриха Брауншвейгского, в будущем родителей царя-младенца Ивана Антоновича, только подвенечная процессия двигалась одиннадцать (!) часов, а все празднество продолжалось семь дней. Торжественные выходы сменялись парадными выездами, по возвращении с которых следовали приемы, плавно перетекавшие в обеды, а вечерами балы чередовались с концертами...
А вот как происходила в конце первой четверти XVIII века свадьба графа Пушкина и княжны Лобановой. Молодых, прибывших из церкви, встретил маршал, то есть распорядитель свадьбы (эту роль на свадьбах русской знати часто с удовольствием исполнял Петр I), и усадил за столы под балдахинами – невесту за женский стол, жениха – за мужской. Затем хозяева и гости помолились, маршал поднес новобрачным по чарке водки, и начался обед с бесконечными переменами блюд. Маршал произносил тосты, лично подавал стаканы жениху, невесте и их родственникам и следил, чтобы все выпивали до дна. Первый день свадьбы завершился балом, после которого, уже близко к полуночи, гости зажгли факелы и толпой отправились в спальню невесты, где их ждали два накрытых стола: один со сладостями для всех и другой персонально для жениха, которому полагалось напиться допьяна (увы, трезвость русских молодоженов в старину – это миф!). Все это время, с раннего утра до позднего вечера, невеста была закована в жесткий корсаж и одета в парчовую негнущуюся юбку. На голове у нее было – по моде времени – гигантское сооружение из волос и вплетенных в них разных предметов.
Подготовка молодоженов к первой ночи представляла достаточно сложный ритуал. Вот как провожали на брачное ложе будущего императора Петра III и будущую императрицу Екатерину II. Новобрачную раздевали императрица Елизавета, принцесса Гессенская, мать Екатерины – Иоанна Елизавета, графиня Румянцева (та самая, дочь графа Матвеева) и еще с десяток статс-дам и фрейлин. Нагую новобрачную облачили в сорочку, а поверх сорочки надели халат. Тем временем в соседнем помещении граф Разумовский (тайный супруг императрицы), принц Август Голштинский и еще несколько вельмож раздевали великого князя. Затем Петра, тоже одетого в халат, привели в покои Екатерины. Молодожены встали на колени перед Елизаветой и получили ее благословение. После этого императрица с приближенными покинула спальню, и с Петром и Екатериной остались три дамы – Иоанна Елизавета, принцесса Гессенская и графиня Румянцева. Они уложили новобрачных в постель, дали им последние наставления и только после этого удалились.
Ровно через шестнадцать лет после этой брачной ночи Екатерина II стала императрицей. Ее правление доломало традиции «Домостроя» в среде столичного дворянства и тем, между прочим, обусловило расцвет русской культуры в начале следующего века – это время мы называем пушкинским. Наступила новая эпоха, когда любовь перестала быть Золушкой на балу жизни. И в самом деле – какой может быть бал без любви?

Жизнь провинциальных дворянок, протекавшая вда­ли от крупных городов, имела немало точек соприкоснове­ния с жизнью крестьян и сохраняла ряд традиционных черт, поскольку была ориентирована на семью и заботу о детях.

Если день предполагал­ся обычный, будний и в доме не было гостей, то и утренняя еда подавалась простая. К завтраку подавали горячее молоко, чай из смородинного листа, «кашу из сливок», «кофе, чай, яйца, хлеб с маслом и мед». Дети ели «прежде обеда старших за час или за два», за едой «присутствовала одна из няней».

После завтрака дети садились за уроки, а для хозяйки име­ния все утренние и дневные часы проходили в нескончаемых хозяйственных хлопотах. Их бывало особенно много, когда хозяйка не имела мужа или помощника в лице сына и выну­ждена была сама главенствовать.

Семей, в которых с раннего утра «матушка была заня­та работою - хозяйством, делами имения… а отец - служ­бою», было в России XVIII - начала XIX в. предостаточ­но. О том говорит частная переписка. В жене-хозяйке ощущали помощницу, которая должна была «управлять домом самовластно или, лучше, самовольно» (Г. С.Винский). «Каждый знал свое дело и исполнял его рачитель­но», если рачительной была хозяйка. Число дворовых, нахо­дящихся под управлением помещицы, иной раз было очень велико. По словам иностранцев, в богатой помещичьей усадьбе бывало от 400 до 800 человек дворовых. «Теперь и самой-то не верится, куда такое множество народа дер­жать, а тогда так было принято», - удивлялась, вспоми­ная свое детство, пришедшееся на рубеж XVIII–XIX вв., Е. П.Янькова.

Жизнь дворянки в своем имении протекала монотон­но и неторопливо. Утренние дела (летом - в «плодовитом саду», в поле, в другие времена года - по дому) завершал сравнительно ранний обед, затем следовал дневной сон - распорядок дня, немыслимый для горожанки! Летом в жар­кие дни «часу в пятом пополудни» (после сна) ходили купать­ся, а вечером, после ужина (который «был даже поплотнее, так как было не так жарко»), «прохлаждались» на крыльце, «отпустя детей на покой».
Главное, что разноображивало эту монотонность, - «тор­жества и увеселения», случавшиеся во время частых наездов гостей.

Помимо разговоров, формой совместного проведения досуга провинциальных помещиц были игры, прежде все­го карточные. Хозяйки поместий - подобно старой графи­не в «Пиковой даме» - любили это занятие.

Переехавшие со временем в город и ставшие столичными жительницами провинциальные барыни и их дочки оцени­вали свою жизнь в усадьбе как «довольно пошлую», но пока они жили там - им так не казалось. То, что в городе было недопустимо и предосудительно, в деревне казалось возмож­ным и приличным: сельские помещицы могли «не выходить целыми днями из халата», не делали модных замысловатых причесок, «ужинали в 8 часов вечера», когда у многих горо­жан, «было время полдничать», и т.п.

Если образ жизни провиницальных барышень и помещиц был не слишком скован этикетными нормами и предполагал свободу индивиуальных прихотей, то повседневный быт сто­личных дворянок был предопределен общепринятыми нор­мами. Светские дамы, жившие в XVIII - начале XIX в. в сто­лице или в крупном российском городе, вели жизнь, лишь отчасти похожую на образ жизни жительниц усадеб и уж тем более не похожую на жизнь крестьянскую.

День горожанки привилегированного сословия начинал­ся несколько, а иногда и гораздо позднее, чем у провинци­альных помещиц. Петербург (столица!) требовал большего соблюдения этикетно-временных правил и распорядка дня; в Москве же, как отмечала В. Н. Головина, сравнивая жизнь в ней со столичной, «образ жизни (был) простой и нестеснительный, без малейшего этикета» и должен был, по ее мнению «понравиться всякому»: собственно жизнь города начиналась «в 9 часов вечера», когда все «дома оказывались открыты», а «утро и день можно (было) проводить, как угод­но».

Утро и день у большинства дворянок в городах проходи­ли «на людях», в обмене новостями о знакомых и приятель­ницах. Поэтому, в отличие от сельских помещиц, горожанки начинали с макияжа: «С утра мы румянились слегка, чтобы не слишком было красно лицо…» После утреннего туалета и довольно легкого завтрака (например, «из фрукт, просто­кваши и отличнаго кофе-мокка») наступал черед раздумьям о наряде: даже в обычный день дворянка в городе не могла позволить себе небрежность в одежде, туфли «без коблуков» (пока не пришла мода на ампирную простоту и тапочки вме­сто туфель), отстутвие прически. М. М. Щербатов упомянул с издевкой, что иные «младые женщины», сделав причес­ку к какому-либо долгожданному празднику «принуждены были до дня выезду сидя спать, чтобы не испортить убор». И хотя, по словам англичанки леди Рондо, русские мужчи­ны того времени смотрели «на женщин лишь как на забав­ные и хорошенькие игрушки, способные развлечь», сами женщины нередко тонко понимали возможности и преде­лы собственной власти над мужчинами, связанной с удачно подобранным костюмом или украшением.

Умению «вписывать» себя в обстановку, вести беседу на равных с любым человеком от члена императорской семьи до простолюдина аристократок специально учили с мла­дых ногтей («Ея разговор может нравиться и принцессе, и жене торговца, и каждая из них будет удовлетворена бесе­дою»). Общаться приходилось ежедневно и помногу. Оце­нивая женский характер и «добродетели», многие мемуари­сты не случайно выделяли способности описываемых ими женщин быть приятными собеседницами. Разговоры были для горожанок главным средством обмена информацией и заполняли у многих большую часть дня.

В отличие от провинциально-сельского, городской образ жизни требовал соблюдения этикетных правил (иногда - до чопорности) - и одновременно, по контрасту, допускал ори­гинальность, индивидуальность женских характеров и пове­дения, возможность самореализации женщины не толь­ко в кругу семьи и не только в роли жены или матери, но и фрейлины, придворной или даже статс-дамы.

Большинство женщин, мечтавших выглядеть «светски­ми львицами», «имея титулы, богатство, знатность, льну­ли ко двору, подвергая себя унижениям», лишь бы «добить­ся снисходительного взгляда» сильных мира сего, - и в том видели не только «резон» к посещению публичных зрелищ и празднеств, но и свою жизненную цель. Матери молодень­ких девушек, понимавшие, какую роль могут сыграть в судь­бе дочерей удачно выбранные любовники из числа прибли­женных ко двору аристократов, не гнушалсь и сами вступать в необременительные интимные связи, и «бросать» доче­рей «в объятия» тех, кто был в фаворе. В сельской провин­ции такая модель поведения для дворянки была немысли­ма, но в городе, особенно столичном, все это превращалось в норму.

Но отнюдь не такие сугубо женские «посиделки» делали погоду в светской жизни столиц. Горожанки купеческого и мещанского сословий старались подражать аристократкам, но общий уровень образованности и духовных запросов был в их среде ниже. Богатые купцы почитали за счастье выдать дочь за «благородного» или самому породниться с дворян­ской семьей, однако встретить дворянку в купеческой сре­де было в XVIII - начале XIX в. такой же редкостью, как и купчиху в дворянской.

Вся купеческая семья, в отличие от дворянской, вставала с рассветом - «очень рано, часа в 4, зимою в 6». После чая и довольно плотного завтрака (в купеческой и шире - город­ской среде стало принято «кушать чай» на завтрак и вооб­ще подолгу чаевничать) хозяин семьи и помогавшие ему взрослые сыновья уходили в торг; в среде мелких торговцев вместе с главой семьи в лавке или на базаре нередко хлопо­тала жена. Многие купцы видели в жене «умную подругу, чей совет дорог, чьего совета надо спросить и чьему сове­ту нередко следуют». Основной повседневной обязанно­стью женщин из купеческих и мещанских семей были дела домашние. Если у семьи были средства для найма прислуги, то наиболее тяжелые виды повседневных работ выполнялись приходящими или живущими в доме служанками. «Челядинцы, как везде, составляли домашний скот; приближен­ные… имели лучшее одеяние и содержание, другие… - одно нужное, и то бережливо». Зажиточное купечество могло себе позволить содержать целый штат домашних помощниц, и по утрам от хозяйки дома получали распоряжения экономка и горничные, няньки и дворничихи, девушки, взятые в дом для шитья, штопки, починок и уборки, прачки и кухарки, над которыми хозяйки «царили, управляя каждой с одина­ковой бдительностью».

Сами мещанки и купчихи были, как правило, обремене­ны массой повседневных обязанностей по организации жиз­ни дома (а каждую пятую семью в среднем русском городе возглавляла мать-вдова). Между тем их дочки вели празд­ный образ жизни («как избалованные барчата»). Его отли­чали монотонность и скука, особенно в провинциальных городах. Редкая из купеческих дочек была хорошо обучена грамоте и интересовалась литературой («…наука была стра­шилищем», - иронизировал Н.Вишняков, рассказывая о молодости своих родителей в начале XIX в.), если только замужество не вводило ее в круг образованного дворянства.

Самым распространенным видом женского досуга в мещанских и купеческих семьях было рукоделие. Чаще всего вышивали, плели кружева, вязали крючком и на спи­цах. Характер рукоделия и его практическое значение опре­делялись материальными возможностями семьи: девушки из бедного и среднего купечества сами готовили себе приданое; для богатых рукоделие было больше развлечением. С рабо­той сочетали беседу, для которой сходились специально: летом у дома, в саду (на даче), зимой - в гостиной, а у кого ее не было - на кухне. Главными темами бесед у купеческих дочек и их мамаш были не новинки литературы и искусства (как у дворянок), а житейские новости - достоинства тех или иных женихов, приданое, моды, события в городе. Стар­шее поколение, в том числе матери семейств, развлекалось игрою в карты и в лото. Пение и музицирование были менее популярны в мещанских и купеческих семьях: ими занима­лись напоказ, чтобы подчеркнуть свое «благородство», ино­гда в домах провинциального мещанства даже ставились спектакли.

Одной из самых популярных форм развлечения в третьем сословии было гостеванье. В семьях «очень состоятельных» купцов «жили широко и много принимали». Совместное застолье мужчин и женщин, появившееся во времена пет­ровских ассамблей, к концу столетия из исключения (ранее женщины присутствовали только на свадебных пирах) пре­вратилось в норму.

Между повседневным бытом среднего и мелкого купече­ства и крестьянства было больше общего, нежели различий.

Для большинства крестьянок - как показали многочислен­ные исследования русского крестьянского быта, ведущие­ся уже почти два века, - дом и семья были коренными понятиями их бытия, «лада». Крестьяне составляли большую часть негородского населения, преобладавшего (87 процен­тов) в Российской империи XVIII - начала XIX в. Мужчи­ны и женщины составляли в крестьянских семьях пример­но равные доли.

Будни сельских жительниц - а они неоднократно опи­сывались в исторической и этнографической литературе XIX-XX вв. - оставались нелегкими. Их заполняла рабо­та, равная по тяжести с мужской, так как заметного разграни­чения мужских и женских работ в деревне не было. Весной, помимо участия в посевной и забот на огороде, женщины обычно ткали и белили холсты. Летом - «страдовали» в поле (косили, ворошили, стоговали, скирдовали сено, вязали сно­пы и молотили их цепами), отжимали масло, рвали и тре­пали лен, коноплю, неводили рыбу, выхаживали приплод (телят, поросят), не считая повседневного труда на скотном дворе (вывоза навоза, лечения, кормления и дойки). Осень - пора продовольственных заготовок - была также временем, когда женщины-крестьянки мяли и чесали шерсть, утепля­ли скотные дворы. Зимой сельские жительницы «трудолюбствовали» дома, готовя одежду для всей семьи, вязали чул­ки и носки, сети, кушаки, плели подхомутники для сбруи, вышивали и изготовляли кружева и другие украшения для праздничных нарядов и сами наряды.

К этому добавлялись ежедневные и особенно суббот­ние уборки, когда в избах мыли полы и лавки, а стены, потолки и полати скребли ножами: «Дом вести - не кры­лом мести».

Крестьянки спали летом по три-четыре часа в сутки, изне­могая от перегрузок (надсады) и страдая от болезней. Яркие описания курных изб и антисанитарных условий в них мож­но найти в донесении московского уездного предводителя дворянства по вотчинам Шереметевых. Самой распростра­ненной болезнью была лихорадка (горячка), обусловлен­ная проживанием в курных избах, где вечером и ночью было жарко, а утром холодно.

Тяжесть труда земледельца заставляла российских кре­стьян жить неразделенными, многопоколенными семья­ми, которые постоянно регенерировались и были исклю­чительно устойчивыми. В таких семьях «на подхвате» была не одна, а несколько женщин: мать, сестры, жены старших братьев, ино­гда - тетки и племянницы. Отношения нескольких «хозяек» под одной крышей не всегда бывали безоблачными; в повсе­дневных дрязгах было немало «зависти, злословия, бранчливости и вражды», отчего, как полагали этнографы и истори­ки XIX в., «разстраивались лучшие семейства и подавались случаи к разорительным разделам» (общего имущества). В действительности причинами семейных разделов могли быть не только эмоционально-психологические факторы, но и социальные (стремление избежать рекрутчины: жену с детьми без кормильца не оставляли, а из неразделенной семьи нескольких здоровых мужчин могли «забрить» в сол­даты, невзирая на их «семьистость»; по указу 1744 г. в слу­чае, если кормильца забирали из семьи в рекруты, жена его становилась «от помещика свободной», однако же дети оста­вались в крепостном состоянии). Были и материальные льготы (возможность повысить имущественный статус при отдельном проживании).

Семейные разделы стали распространенным явлением уже в XIX в., а в рассматриваемое нами время оставались еще достаточно редкими. Напротив, многопоколенные и брат­ские семьи были весьма типичным явлением. От женщин в них ожидалось - несмотря ни на что - умение ладить друг с другом и совместно вести дом.

Большое, и даже более значительное, чем в повседнев­ном быту привилегированных сословий, имели во многопо­коленных крестьянских семьях бабушки, которым, кстати сказать, в те времена часто было едва за тридцать. Бабуш­ки - если не были стары и хворы - «на равных» участвовали в домашних делах, которые в силу их трудоемкости предста­вительницы разных поколений часто делали вместе: стряпа­ли, мыли полы, бучили (мочили в щелоке, кипятили или парили в чугунах с золой) одежду. Менее трудоемкие обязан­ности строго распределялись между старшей женщиной-хо­зяйкой и ее дочерьми, невестками, снохами. Жили относи­тельно дружно, если большак (глава семьи) и большуха (как правило, его жена; впрочем, большухой могла быть и вдовая мать большака) относились ко всем одинаково. Семейный совет состоял из взрослых мужчин, но большуха принимала в нем участие. Кроме того, она заправляла всем в доме, ходи­ла на базар, выделяла продукты для повседневного и празд­ничного стола. Ей помогала старшая сноха или все снохи по очереди.

Самой незавидной была доля младших снох или невесток: «Работать - что заставят, а есть - что поставят». Невестки должны были следить за тем, чтобы в доме все время были вода и дрова; по субботам - носили воду и охапки дров для бани, топили особую печь, находясь в едком дыму, готови­ли веники. Младшая сноха или невестка помогала парить­ся старшим женщинам - стегала их веником, обливала рас­паренных холодной водой, готовила и подавала после бани горячие травяные или смородинные отвары («чай») - «зара­батывала себе на хлеб».

Разведение огня, прогревание русской печи, ежеднев­ная стряпня на всю семью требовали от хозяек ловкости, умения и физической силы. Ели в крестьянских семьях из одной большой посудины - чугунка или миски, которые ухватом ставились в печь и им же вынимались из нее: юной и слабой здоровьем невестке с таким делом было непросто управиться.

Стар­шие женщины в семье придирчиво проверяли соблюдение молодухами традиционных способов выпечки и варки. Вся­кие новшества встречались враждебно или отвергались. Но и молодухи не всегда с покорностью сносили излишние при­тязания со стороны родственников мужа. Они отстаивали свои права на сносную жизнь: жаловались, убегали из дому, прибегали к «колдовству».

В осенне-зимний период все женщины в крестьянском доме пряли и ткали на нужды семьи. Когда темнело, усажи­вались вокруг у огня, продолжая разговаривать и работать («сумерешничали»). И если другие домашние работы пада­ли в основном на замужних женщин, то прядение, шитье, починка и штопка одежды традиционно считались занятия­ми девичьими. Подчас матери не выпускали дочерей из дому на посиделки без «работы», заставляя брать с собой вязание, пряжу или нитки для размотки.

Несмотря на всю тяжесть повседневной жизни крестья­нок, в ней находилось место не только будням, но и празд­никам - календарным, трудовым, храмовым, семейным.
Крестьянские девушки, да и молодые замужние женщины нередко участвовали в вечерних гуляньях, посиделках, хоро­водах и подвижных играх, где ценилась быстрота реакции. «Считалось большим срамом», если участница долго водила в игре, где надо было обогнать соперницу. Поздним вечером или в ненастье подружки-крестьянки (отдельно - замужние, отдельно - «невестящиеся») собирались у кого-нибудь дома, чередуя работу с развлечениями.

В деревенской среде больше, чем в какой-либо другой, соблюдались обычаи, выработанные поколениями. Русские крестьянки XVIII - начала XIX в. оставались их главными хранительницами. Новшества в образе жизни и этических нормах, затронувшие привилегированные слои населения, особенно в городах, оказали очень слабое влияние на повсе­дневный быт представительниц большей части населения Российской империи.

Код для вставки на сайт или в блог.

Быть богатым и здоровым порой очень скучно. Последний писк моды в Москве: дабы развеять грусть-печаль, самые обеспеченные господа и дамы отказываются от денег, власти и положения, чтобы стать уличным музыкантом, проституткой и даже бомжем

Ленка вышла замуж за парня "что надо". Крупный полиграфический бизнес, роскошная квартира, три иномарки, денег - куры не клюют. Не жизнь, а праздник. Но Ленка стала замечать, что муж ее домой скучный-прескучный приходит.

Может, в кино сходим или на выходные в Париж махнем! - пыталась развеселить его она. Но он ни в какую. И только одно бубнит:

Отстань! Все смертельно надоело!

Она покупала новое эротическое белье, зажигала в доме свечи, наполняла воздух запахом манящего иланг-иланга и ждала, когда придет ненаглядный. А ненаглядный к выдумкам жены оставался равнодушным.

Но вот однажды от одной знакомой Лена узнала, что в Москве появилась фирма, которая устраивает новые, ни на что не похожие развлечения для богатых. Мол, мужчины могут поиграть в бомжей и посидеть с протянутой рукой где-нибудь в подземном переходе. А женщины - попробовать свои силы в роли проституток. Ленка не поверила, но любопытство взяло верх, и она набрала телефонный номер странной фирмы.

Мужчины скидываются по 500 долларов. Это для того, чтобы в игре был стимул, - быстренько ввели ее в курс дела. - Потом мы переодеваем всех в бомжей и отвозим на площадь трех вокзалов. А дальше - два часа целиком в вашем распоряжении. Кто больше заработает денег - тот и забирает всю сумму.

Потом Лене объяснили правила игры "для девочек":

Ну, все эти Гуччи и Кристиан Диор придется с себя снять. Посетите какой-нибудь рынок. Хорошо приобрести ботфорты, чулки в сетку, парик, кожаные шорты. Макияж поярче, духи подешевле. И ближе к вечеру микроавтобус отвезет вас в тихий переулок рядом с Садовым кольцом. Там и будет ваша "точка". Кого за вечер чаще попытаются забрать, та и окажется победительницей. Только не волнуйтесь, ваша задача - снять мужчину, договориться с ним о цене, а когда придет время с ним уезжать, здесь как бы случайно налетает милиция, то есть наши люди.

В этот же вечер Лена рассказала суперновость мужу, и в глазах Гены вспыхнул давно погасший огонек.

Большой затейник Сергей Князев в мире шоу-бизнеса личность известная. Эксклюзивные "пижамные вечеринки" для столичной богемы, московские фестивали боди-арта в Серебряном бору, женские бои без правил в ночных клубах, женское авторалли среди звезд эстрады, кино и ТВ - за два года светскую жизнь столицы всколыхнула вереница авторских проектов Сергея. Успевал он отметиться и за рубежом: организовывал карнавал на Кипре, шоу в средневековом стиле в Испании, бал девственниц в Венеции.

Корреспондент газеты встретился с Князевым в небольшом кафе, чтобы поговорить о новом направлении его бизнеса.

Публичную сторону моей деятельности я называю "белыми" проектами, - рассказал Сергей. - А развлечения для обеспеченных людей - так называемая серая сторона моего бизнеса.

То есть подпольная?

Мои клиенты - очень богатые люди. Многие из них - весьма известные. Они не хотят афишировать свое времяпрепровождение. Поэтому круг людей, которые таким образом развлекаются, очень узок: человек сорок крупных предпринимателей, финансистов, политиков. Все они - одна команда, которую я назвал "Всешутейным собором". Помните, во времена Петра Первого был "Сумасброднейший, всешутейный и всепьянящий собор". Петр учредил при себе 12 "кардиналов" и штат "епископов и архимандритов", носящих нецензурные прозвища. Вместе они переодевались, напивались в хлам, придумывали шутки и розыгрыши над людьми. Я подумал, почему бы не возродить забытые традиции и не вспомнить, как раньше развлекалась на Руси знать...

Размах Князева впечатляет: гримеры, которые превращают приличные лица в похмельные, профессиональная охрана, которая ведет за каждым участником игры скрытое наблюдение, договоренность с милицией, чтобы обеспечить безопасность проекта, - все продумано до мелочей.

В субботу ровно в семь вечера Гена был "на своем посту" - сидел у входа на станцию метро "Комсомольская". Рядом с ним красовались старенькие ободранные костыли. На груди висела табличка "Подайте на протез". Перед выходом его загримировали и нарисовали под глазом фингал. Гена пытался не дышать. Его специально натерли тухлой редькой, которая точь-в-точь напоминала запах сортира. Перед "несчастным инвалидом" стояла коробочка из-под обуви, которая совершенно неожиданно для Петра стала наполняться монетами.

В это время в разных концах вокзала "отрывались" как могли другие члены игры. Председатель одного солидного банка, который обычно без своих мордоворотов-телохранителей и шагу не делал, выступал в роли ясновидящего. Он ходил босиком по холодному осеннему асфальту с табличкой "маг" в руках и рассказывал народу про свою неземную энергетику, которая не дает ему ночью замерзнуть в сугробе. За 10 рублей он выдавал направо и налево гороскопы, за 20 рублей предсказывал будущее.

По соседству работала еще парочка переодетых. Один очень крутой бизнесмен, торгующий газом, с маленьким блохастым "бобиком" под мышкой собирал деньги на приют домашних животных. Хозяин нескольких модных бутиков просил на обратный билет в родную деревню, а директор крупного металлургического завода рядом с пивным ларьком приставал к людям и требовал подать сколько не жалко на опохмел.

Игра в проституток и бомжей - самое популярное мое детище, - говорит Сергей Князев. - Все клиенты всегда остаются довольными и требуют "продолжения банкета". Знаете, очень интересно наблюдать за ними, когда они играют во второй раз: борются между собой за место, потому что уже знают, где более выгодная точка на площади трех вокзалов и где можно больше заработать. Не боятся при случае и разобраться с настоящими бомжами...

А как мужчины относятся к тому, что их добропорядочные жены изображают проституток?

Вы знаете, бывает очень весело. Когда девочки изображают проституток, их мужья стоят рядом и строят из себя сутенеров. Даже иногда прикрикивают на своих жен: мол, почему других снимают, а тебя нет? Говорят: "Ты плохо выглядишь! Давай улыбайся или расстегни побольше кофточку!" Мало того, мужья мне потом рассказывают, как такая эмоциональная встряска положительно влияет на их интимную жизнь. Между супругами опять вспыхивает страсть, они в буквальном смысле слова вспоминают свой медовый месяц.

Неужели никогда не было никаких осложнений со стороны ни о чем не подозревающих мужиков, которые просто приехали снять девочку?

Как-то одному клиенту уж больно понравилась дама. И, несмотря на милицейскую облаву, он приехал еще раз. Пришлось давать указания охране "договориться" с товарищем и проследить, чтобы он больше не возвращался.

Отпад! - вытаращил глаза на свою супругу Гена. - Ты выглядишь, как настоящая шлюха!

Вся пятницу Ленка бегала по рынкам, пытаясь подобрать себе наряд. В результате предстала перед мужем в прозрачной кофточке с бездонным декольте, еле прикрывающей зад мини-юбке, из-под которой торчала резинка кружевных чулок, и в блестящих лакированных туфлях на высоченном каблуке. В таком виде она и отправилась в назначенный вечер на съемную точку.

В самый ответственный момент, когда уже все было на мази и надо было "приниматься за работу", из соседнего переулка с мигалками выезжала милиция.

Ну ты даешь, подруга! - восхищались Ленкой ее "подельницы", которые никак не могли расслабиться и забыть, что они дамы из высшего общества. - Как ты можешь перед этими типами, которые тебя лапают, так попой вертеть!

Кроме переодеваний в бомжей и проституток существует и множество других развлечений для обеспеченной публики. Стоимость участия человека в шоу колеблется от 3 до 5 тысяч долларов, в зависимости от масштабности задумки.

Одно время мы развлекались достаточно жестко, - вспоминает Князев. - Знаете, одинокие женщины дают в газетах объявления, что хотят познакомиться и все такое. И вот представьте, что на свидание к такой уже отчаявшейся женщине приходит практически принц на белом коне. Только вместо коня "Мерседес" и еще машина сопровождения. Женщина в шоке, роскошный мужик ведет ее в лучший ресторан, говорит ей комплименты, а потом дарит цветы, провожает домой. На следующий день появляется другой, на третий день - третий. Конечно, потом ей никто не звонит. Не в том цель игры. Просто очень интересно сидеть и наблюдать за реакцией человека, которому на голову свалилось счастье.

Еще Князев и компания играли в помощников гинекологов, договариваясь с настоящими врачами.

Я понимаю, звучит шокирующие. Но представляете, какие острые ощущения были у моих клиентов. А женщинам-то что? Они все равно не в курсе, что стали участницами игры.

Еще одна игрушка называется "Ночное скольжение".

Мы привозим всех клиентов в Сандуновские бани, отбираем у них деньги, вещи, мобильные телефоны. Переодеваем в китайские тренировочные костюмы и потом высаживаем "десант" в таком виде на Таганской площади. Задача следующая: кто быстрее доберется до Речного вокзала, тот и победитель. Я поражаюсь выдумке игроков. Кто-то плетет водителю, что у него рожает жена, и просит довести понимающего попутчика. У кого-то хватает фантазии выдать, что жена, видимо, ему в данный момент изменяет и надо срочно поехать проверить.

Любят члены "Всешутейного собора" нарядиться и уличными музыкантами - поорать на Арбате, кто во что горазд залихватские песенки и частушки. Иногда по ночам они "работают" таксистами. Для этих целей договариваются с каким-либо таксомоторным парком и берут на ночь в прокат машин пятнадцать.

Для них это кайф - покрутить баранку, пообщаться с простыми людьми, - объясняет Сергей.

Есть у Князева в ассортименте и "правительственные" забавы.

Понимаете, скучно им в Барвихе, вот и приходится что-нибудь придумывать, - говорит Сергей. - Например, кто быстрее зимой на снегоуборочной машине очистит территорию от снега. Или еще мы переодеваемся гаишниками. Ставим на Рублевском шоссе посты ГАИ и останавливаем машины попроще. Представляете такую картину: останавливает вас инспектор и произносит такой текст: "Почему машина грязная? Вы же в Москву едете. Возьмите сто рублей и помойте". Или останавливаем девушку и говорим: "Почему в Москву и без маникюра? Возьмите сто рублей и сделайте".

На следующий день в доме у Гены и Лены была грандиозная вечеринка. Собрались все участники вчерашнего мероприятия.

Облажался, инвалид! - весь вечер повторяла Лена мужу, намекая на то, что лучше всех в мужской команде оказался Владимир Сергеевич, просто "маг".

Что за вульгарные у тебя выражения, понабралась! - возмущался Гена, но в глубине души радовался, что его жена оказалась самой сногсшибательной девочкой.

Потом все вместе смотрели сделанную скрытой камерой видеозапись.

Просто шедевр! - хохотал директор металлургического завода, наблюдая, как он пересчитывает дрожащими руками мелочишку и отбирает у мальчишек пустые бутылки из-под пива. - Надо будет пленку компаньонам показать. Вот это адреналин!